– Съезжай отсюда! – свекровь хотела отсудить мою квартиру, потому что ее сыночек вкладывался в ремонт

Из ванной я вышла, завернувшись в полотенце. Воздух был напоён запахом лавандового масла — единственная роскошь, которую я себе позволяла. Планировала тихий вечер: книгу, чай, может, старый фильм. Игорь, мой муж, снова работал допоздна, это стало нормой. На кухне меня остановил странный шорох — отчётливый, из гостиной. Я приоткрыла дверь. 

В центре комнаты, спиной ко мне, стояла Людмила Викторовна, моя свекровь. Она деловито рылась в нашем серванте, перекладывая бумаги. 

— Людмила Викторовна? — голос мой прозвучал почти шёпотом. 

Она обернулась, не смутившись нисколько. 

— Испугалась? Зря. Сын дал мне ключ. Я имею право навестить его. 

Меня охватила волна жара от возмущения. Я стиснула края полотенца. 

— Но можно же было позвонить! Я могла быть не готова к визитам. 

— К чему готовиться? — она прищурилась. — Или тебе есть что скрывать? Проверю-ка я, всё ли в порядке, пока Игорь вкалывает. 

И тут до меня дошло: это не её инициатива. Он попросил. Игорь прислал собственную мать в наш дом с обыском. От этой мысли перехватило дыхание. 

— Ты же знаешь, где прячут улики, — улыбнулась свекровь. — Может, в спальне? 

— Или под ковром? — вырвалось у меня с усмешкой. — Осмотрите балкон, там точно найдёте любовника! 

Она выпрямилась, приняв вид оскорблённой царицы. 

— Не смей дерзить. Мой сын содержит этот дом, а значит, я здесь хозяйка. 

Я шагнула вперёд, рука сама протянулась. 

— Ключ. Сейчас же. Иначе я завтра наведу порядок в ваших хоромах. 

Она замерла, оценивая мой тон. Затем, фыркнув, вытащила ключ из кармана на ладонь. 

— Пожалеешь, — бросила она, направляясь к выходу. Дверь захлопнулась. 

Вечером Игорь сделал вид, будто ничего не произошло. Я рассказала, он лишь пожал плечами, уткнувшись в телефон. Позже, за ужином, он сказал: 

— Сидишь дома без дела — у любого нормального мужа появятся подозрения. Ты с кем-нибудь общаешься? 

— Ты сам велел оставить работу. У меня лишь две подруги. 

— Так я и думал, — пробормотал он. — Окружение определяет. 

Я ушла мыть посуду. Когда он позвал меня позже, я не пошла. Он ворвался на кухню с упреками: «Я тебе всё дал, а ты отказываешь? Измена?» Я молчала. Молчала и утром, когда он демонстративно ушёл без завтрака и поцелуя, оставив мокрое полотенце на полу моей ванной. 

А днём она вернулась. Прошлась по коридору, как ревизор. 

— Совесть есть? — начала она без прелюдий. — Такой муж — золото, а ты не ценишь. Он просил передать: съезжай. Здесь жить будет настоящая хозяйка. 

— Сам сказать не смог? — спросила я. — Я должна съехать из собственной квартиры? 

— Не смеши. Квартира-то по факту его. Он её обустроил, вложился. Твоя конура стала дворцом благодаря моему Игоречку. Суд всё подтвердит. 

Я смотрела на её поджатые губы, они договорились. 

— Выйдите, — проговорила я тихо. 

— Что? Как ты смеешь… 

— Вон из моего дома. Быстро! 

Я открыла входную дверь широко. 

Когда Игорь вернулся, у двери его ждал чемодан. На нём лежала записка: 
«Ключ оставь у консьержки. Адвокат свяжется. Не приходи больше». 

В суде они яростно требовали долю в квартире — моей квартире, доставшейся от бабушки. Но чеки на ремонт «потерялись», а свидетели их стороны путались. А потом вскрылось, что Игорь всё это время встречался с ассистенткой из своего отдела. Его параноидальные обвинения были лишь зеркалом его собственной вины. 

Теперь я живу одна. Устроилась в издательство, о чём всегда мечтала. Иногда вечером, заваривая чай, я смотрю на тихие стены. Они принадлежат только мне.