Сестра забрала себе машину отца и обвинила меня в том, что я жадный, когда попросил ей воспользоваться

В гараже пахло маслом, пылью и воспоминаниями. Отцовская «Лада», хоть и потертая временем, всегда казалась мне живым существом – верным спутником наших рыбалок, переездов и редких, таких ценных, семейных вылазок. Когда папы не стало, машина по завещанию досталась нам с Ольгой поровну. Но сердце сжалось при мысли делить железного коня отца. Видя, как сестра трепетно гладит капот, я махнул рукой: 

— Бери, Оля. Всю. Мне достаточно того, что она будет у тебя. Просто… иногда, если очень надо, дашь? На денек-другой? 

Она тогда бросилась меня обнимать, глаза блестели: 

— Конечно, Макс! Ты же брат! Это наша общая память! 

«Наша». Это слово потом отозвалось горьким эхом. Года три все шло тихо. Я брал машину пару раз – на дачу стройматериалы привезти, в аэропорт друзей встретить. Всегда договаривался заранее, возвращал чистой, с полным баком. Пока в один выходной не сломался мой старенький «Жигуленок». Срочно нужно было съездить в соседний город за запчастями – друг ждал, дело не терпело. Набрал Ольгу, уверенный, что все решаемо. 

— Привет, Оль. У меня беда, тарантайка встала. Не одолжишь отцовскую на субботу-воскресенье? В понедельник к вечеру верну, заправлю. 

Молчание. Потом холодный голос: 

— Максим, извини, но не могу. Я сама планирую на дачу. И вообще, мне кажется, ты слишком часто стал просить. 

Я остолбенел: 

— Часто? Я брал ее трижды за три года, Ольга! Трижды! Мы же договаривались… 

— Договаривались, да! — голос ее зазвенел. — Но ты же понимаешь, это моя машина теперь! Юридически! Я вкладываю в нее деньги, ремонтирую, страховку плачу! А ты приезжаешь, берешь, как свою! Это начинает выглядеть как… как эксплуатация! Просто жадность какая-то, Максим! Не можешь без халявы? 

Я вспомнил, как легко отказался от своей половины. Вспомнил ее благодарные слезы тогда. Жар возмущения подкатил к горлу, но я вдохнул глубже. Кричать, напоминать о своей «подачке»? Унизительно. Бессмысленно. 

— Жадность? — мой голос звучал неожиданно спокойно. — Оль, я отказался от половины машины. Добровольно. Потому что хотел, чтобы она была у тебя целиком. Потому что верил тебе на слово. А «эксплуатация»? Три раза за три года, с полным баком обратно – это не эксплуатация. Это попытка воспользоваться тем, что я считал нашей общей памятью. И договоренностью. Но я ошибался. Видимо, это только твоя машина. И только твоя память. Больше я просить не буду. 

Я положил трубку, не дожидаясь ответа. Гнев сменился холодной, тяжелой усталостью. Не из-за машины. Из-за разрушенного доверия. Из-за того, что «наше» так легко превратилось в «твое». 

Через неделю я проезжал мимо ее дома. «Лада» стояла у подъезда. Ольга выходила с сумками. Наши глаза встретились на мгновение. Я не остановился. Она замерла, ключ в руке. В ее взгляде мелькнуло что-то неуловимое – может, стыд, может, досада. Я не стал разбирать. Просто плавно нажал на газ. 

Машина осталась в прошлом, вместе с иллюзией, что некоторые вещи важнее бумаг. Иногда я ловлю себя на мысли о том старом гаражном запахе, о смехе отца за рулем. Но это уже просто воспоминания. Чистые, не запятнанные никем. Только мои.