– С этим ты всю молодость загубишь, – собственная мать методично начала разрушать мой брак

Муж возвращался с работы поздно, ужинал, глядя в телефон, и отвечал на мои вопросы односложно. А потом и вовсе перешел на крик. 

— Может, хватит ходить за мной по пятам с этими расспросами? — резко обернулся он, когда я спросила, не хочет ли он чаю. — Устал я! 

— Я же просто… Я ведь не враг тебе. Почему нельзя говорить спокойно? 

— Потому что достало уже всё! — он с силой хлопнул дверью шкафа. 

Что случилось с моим мужем? С тем, с кем мы три года были одним целым, деля пополам радости и трудности. Мы поженились вопреки, но отстояли свое право быть вместе. Моя мать, Кира Викторовна, была категорически против. 

— Ну посуди сама, София, — говорила она, брезгливо морщась. — Молодой человек без малейших перспектив. Ты хоть представляешь, каково это — считать каждую копейку? Я тебе лучшую долю готовила. 

Ее мечты были яркими и бездушными: шикарная свадьба, муж-бизнесмен, который осыплет меня бриллиантами. Я же смеялась и твердила, что нам с Аркашей хватит нашего тепла. В конце концов, мой отец, от которого мама ушла, считая его неудачником, отдал нам свою небольшую квартиру. Этим поступком мать оскорбилась. 

— Приживалкой будет, — фыркала она. — Нормальный мужчина нашел бы силы сам все обеспечить. 

Но мы были счастливы. До того самого момента. 

Как-то раз мама, внимательно меня оглядев, произнесла: 

— Ты на себя посмотри. Тени под глазами, улыбки не видно. Он что, тиранит тебя? 

Я, не выдержав, разрыдалась и выложила все: его внезапную отстраненность, вспышки гнева. 

— Найдешь другого! — отмахнулась она. — С этим ты всю молодость загубишь. Разводись, пока не поздно. 

Ее уверенность возмутила меня. Я зареклась делиться с ней чем-либо. Но тревога разъедала изнутри. 

Все прояснилось в дождливый четверг. Аркаша пришел поздно. 

— Где ты был? Я волновалась! — вырвалось у меня. 

Он повернулся ко мне. В его глазах стояла такая обида, что мне стало страшно. 

— Хватит притворяться. Беги к мамочке, расскажи, какой я неподходящий. Или к тому… новому другу. Я не помеха. 

У меня перехватило дыхание. Долгим, мучительным разговором мы вытащили наружу правду. Оказывается, мама, приглашая зятя то починить кран, то переставить мебель, исподволь отравляла его сознание. 

— Она мне вчера за чаем так, по-свойски, сказала: «Аркаша, ну сколько можно? София же изводится, плачет. Ей же богатый человек внимание оказывает, а она из жалости тебя бросать не решается». И так каждый раз! 

Я сидела, онемев, слушая, как моя собственная мать методично разрушала мой брак. Она рисовала меня слабой, недовольной женой, которая вот-вот уйдет к более успешному мужчине. А мой простодушный Аркаша верил, потому что не мог допустить, что родной человек способен на такую низость. 

— Я думал, ты остаешься со мной только из сострадания, — сказал он. — А гордость не позволяла тебе признаться. 

Мы говорили, плакали и договаривались: ни одно подозрение, ни одна обида не будут тлеть в стороне. Только прямота. 

На следующий день я пришла к матери. 

— Я знаю, что ты сказала Аркаше о моем мнимом поклоннике, — начала я без предисловий. 

Она на мгновение смутилась, но тут же взяла себя в руки. 

— Доченька, я же ради твоего же блага! Ты сама не видишь, как мучаешься! 

— Ты перешла все границы. Еще один твой «добрый» совет в адрес моей семьи — и мы перестанем общаться. Понимаешь? 

Она смотрела на меня с неподдельным изумлением. Ее мир, построенный на расчете, не выдерживал столкновения с нашей правдой. Я ушла, оставив ее в одиночестве с ее разрушительными «идеалами». У меня была своя жизнь, которую я была готова защищать.