— Продайте ту, что под окном ржавеет, и мне на санаторий хватит! — решила проблему свекровь

Свекровь положила вилку на тарелку так, будто объявляла войну. Я замерла, чувствуя, что сейчас начнется.  

— Зачем вам две машины? — Она повернулась к мужу, игнорируя меня. — Ты же на работу пешком ходишь. Продайте ту, что под окном ржавеет, и мне на санаторий хватит! 

Моя машина. Серая «Тойота» 2012 года, купленная на зарплату с двух лет работы после университета. В ней я возила детей в сад, ездила к маме в другой город, когда она болела. В салоне до сих пор лежит плюшевый заяц Саши.  

— Мам, — осторожно начал Андрей, — мы обсуждали. Яне машина нужна для работы.  

— Работы? — Свекровь подняла брови. — Ты о той подработке, где она три дня в неделю сидит в офисе? Не смеши. Такси дешевле обойдется.  

«Подработка» — это бухгалтерия в местной клинике, единственное, что позволило не вылететь нам в минус, когда Андрея сократили. Без машины я не успевала бы забирать детей из школы, заезжать в магазин, ездить к клиентам, которые платят наличными. Но объяснять это ей бесполезно: свекровь считает, что женщина должна «сидеть дома», как она сама тридцать лет назад.  

— Ты же знаешь, мне врачи рекомендовали санаторий, — голос ее смягчился, став шелковым. — Сердце пошаливает. Хочу в Кисловодск, там цены… — Она вздохнула, глядя на Андрея. — Неужели машина дороже моей жизни?  

Манипуляция. Чистой воды. Месяц назад она требовала деньги на новую шубу, потому что «старая выглядит, как тряпка». Но сейчас Андрей потупил взгляд, и я поняла: проигрываю.  

— Яна… — он не смотрел на меня. — Может, правда подумаем? В такси сейчас удобно…  

— У тебя память отшибло? — вырвалось у меня резче, чем хотелось. — Это моя машина. Ты не платил за нее ни копейки.  

Тишина. Свекровь встала, отодвинув стул со скрежетом.  

— Я вижу, как ты относишься к семье моего сына. — Ее голос дрожал от театральной обиды. — Тебе плевать, что я могу умереть.  

Она вышла, хлопнув дверью. Андрей потянулся за ней, но я схватила его за рукав.  

— Ты серьезно? — В висках стучало. — Твоя мать каждый месяц придумывает, что ей «нужно для здоровья». В прошлом году это был кислородный концентратор за 90 тысяч, который теперь пылится на балконе. А моя машина… — Голос сорвался. — Это не просто железо. Я год питалась гречкой, чтобы выплатить кредит. Ты помнишь?  

Он молчал, смотря в окно, где маячила силуэтом «Тойота». Помнил. Тогда он только начал карьеру, а я таскала Сашу на собеседования в слинге.  

— Она права насчет санатория, — пробормотал он. — Врачи говорили…  

— Врачи говорили бросить курить и больше ходить, — огрызнулась я. — Но она предпочитает лечиться за наш счет.  

Андрей встал, потянулся за курткой.  

— Я не могу спорить с тобой сейчас. Пойду провожу ее.  

Дверь закрылась. Я осталась сидеть за столом, где остывал суп. Свекровь выиграла. Она всегда выигрывает, потому что играет на его чувстве вины: отец умер рано, она растила его одна. Но на этот раз я не отдам машину. Не отдам кусок своей свободы, который собирала по копейкам.  

За окном залаяла соседская собака. Я подошла к «Тойоте», провела рукой по капоту — шершавому от зимней соли. «Нет», — сказала я вслух пустому двору. Завтра поговорю с Андреем. Если не поймет — его дело. А свекровь… Пусть продает свою шубу.