– Ну что, ты довольна? – муж швырнул деньги в унитаз и нажал слив

Тишину нашего съемного жилья разорвал хлопок входной двери. Максим, мой муж, ввалился, неся с собой волну дешевого табака и агрессии. Я прижала к груди спящего Артема, чувствуя, как знакомый холодок страха сковал ребра. Он рылся в ящике моего стола – искал что-то. И нашел. Конверт с деньгами, которые мне вчера вручила мама со словами: «На первое время, дочка. Для малыша». Сорок тысяч. Не богатство, но воздух. 

— Что за кубышка? — Его голос, хриплый и удивительно спокойный, заставил Артема вздрогнуть во сне. — Ты что, копишь? От меня? 

— Это от мамы, Макс. На Артема. На памперсы, кроватку, — ответила я тихо. Сердце колотилось.

Он вытряхнул купюры, пересчитал с преувеличенной медлительностью. Его пальцы сжимали деньги так, будто хотели их раздавить. 

— Щедро. Очень щедро. Но жадность, Викуля, порок, — он усмехнулся, и в этой усмешке не было ничего человеческого. — Заслужила ли ты их? 

Я шагнула вперед: 

— Отдай, Максим. Они не мои. Они его! — кивнула на сына. 

Он резко отпрянул, глаза сверкнули мутным торжеством. 

— Отдай? А ну-ка, попробуй отнять! — Он направился в ванную. Ледяное предчувствие пронзило меня. Я бросилась следом, прижимая сына. Увидела, как он одним движением швыряет деньги в унитаз и нажимает слив. Звук воды заглушил его хриплый хохот. 

— Ну что, ты довольна? Теперь твои «памперсы» плывут по трубам! — Он повернулся ко мне. — Чистая совесть теперь? 

Не помню, как вышла на улицу. Ребенок плакал, ветер хлестал по лицу. Деньги… Они были растворены в городской канализации. Безнадежно. Ощущение полной потери, краха всего, на чем еще держалась моя наивная вера в «обязанность дать сыну отца», смыло вместе с теми купюрами. 

Дома тишину разорвал телефон. Голос свекрови звучал, как скребущийся по стеклу ноготь. 

— Максим улетел, ему надо отдохнуть. Вы его совсем замучили с вашими проблемами. 

— Он выбросил деньги! Деньги на сына! — вырвалось у меня. 

— Деньги? — холодно процедила она. — Раз вы семья, значит, общие. А где была твоя голова, когда замуж выходила? Мы же предупреждали: Максим свободолюбив. Сама нарвалась. 

В трубке зазвучали гудки. Я смотрела на спящего Артема. И в этот момент что-то внутри переломилось. 

Через неделю раздался его звонок. Голос сиплый, расслабленный морем. 

— Вик, я отдохнул, подумал. Возвращаюсь. Забудем этот бред, начнем с чистого листа. 

Я глубоко вдохнула. 

— Максим, ты украл деньги у собственного сына. Выбросил их в унитаз. Улетел отдыхать. Какой «чистый лист»? Ты болен. 

— Ну, украл и что? Ты сама все испортила! — заорал он, мгновенно слетев с тона добродушия. — Вечно ноешь! Я устал! 

— Верни деньги, иначе заявлю в полицию. Я записала наш разговор. 

На другом конце повисла тишина, потом – поток мата. Я положила трубку. На следующий день деньги лежали на карте. Через месяц суд утвердил развод. Алименты теперь приходят исправно, словно электронный упрек его «свободолюбию». 

Я снимаю маленькую квартиру. Артем растет. Иногда ночью я подхожу к окну, вдыхаю воздух. Он пахнет не страхом, не унитазом, не дешевым табаком. Он пахнет усталостью, молочной смесью, надеждой и свободой.