Никогда бы не подумала, что зять станет мне ближе, чем собственная дочь

Когда Катя впервые привела Егора, я налила чай в самые простые кружки. «Художник», — представился он, и я мысленно закатила глаза. Моя дочь — кандидат наук, а он — бородатый парень в потертой куртке.  

— Мам, он гениальный! — шептала Катя на кухне, пока Егор разглядывал полки с книгами.  
— Гениальность не прокормит семью, — буркнула я, слишком громко.  

Он услышал. Не обиделся, только улыбнулся:  
— Светлана Петровна, я ещё и ремонты делаю. Мебель собираю.  

*Сборщик мебели*, — поправила я про себя.  

Катя переехала в Германию через год после свадьбы. «Командировка на два месяца», — говорила по скайпу, пока Егор молча возился у меня на балконе, чиня рассыпавшийся стеллаж.  

— Вы не против, если я тут пару дней поживу? — спросил он в пятый вечер, протягивая мне чашку ромашкового чая. — В пустой квартире как-то…  

— Живите, — махнула рукой. — Только мусор выносите.  

Он выносил. И готовил борщ по моему рецепту. И включал Рахманинова, когда я жаловалась на мигрень.  

— Почему ты не с ней? — спросила я однажды за завтраком.  
— Катя… она как торнадо, — он аккуратно резал сыр на равные кубики. — Сначала врывается, потом исчезает. А я — как дуб. Медленно расту.  

Я кивнула, вспомнила, как дочь в пятнадцать лет сбежала в другой город на олимпиаду, даже не предупредив.  

В марте случилась неприятность — прорвало трубу. Катя, узнав из мессенджера, прислала три восклицательных знака и ссылку на аварийную службу. Егор, не спрашивая, привёз инструменты.  

— Держите фонарик, — бросил он мне, залезая под раковину.  
— Ты уверен, что справишься?  
— Нет, — засмеялся. — Но попробую.  

Вода хлестала ему в лицо. Я, забыв про артрит, держала тряпку у раковины. Когда он вылез, мокрый и грязный, я вдруг рассмеялась:  
— Художник-сантехник. Универсальный солдат.  
— Зато незаменимый, — подмигнул он, выжимая рубашку.  

Катя звонила раз в неделю. Рассказывала про конференции, спрашивала про здоровье односложно. Егор же знал, что мне нельзя соль, и где лежат мои таблетки от мигрени.  

— Почему вы с мамой не общаетесь? — спросила я вчера, глядя, как он вешает новую полку.  
— Она… другая, — он поправил уровень. — Вы вот видите, если криво. А ей всё равно, лишь бы картинка в инстаграм была красивая.  

Я присела на табурет, вдруг осознав: мы с ним — как старые часы, где каждая шестерёнка на своём месте.  

Сегодня утром Катя прислала фото с подписью: «Мама, это наш новый дом!». На снимке — стеклянная высотка, она в белом халате на фоне лаборатории.  

— Красиво, — сказал Егор, заглядывая в телефон. — Холодно.  

Я кивнула, в груди всё сжалось. Он заметил, взял мою руку.  

— Светлана Петровна, давайте пирог испечём? Ваш, с яблоками.  

И пока мы замешивали тесто, я думала, что жизнь — странный конструктор. Иногда чужие детали подходят лучше родных.