Мы растили дочь в любви и понимании, но в семнадцать лет ее словно подменили

— Пап, привет! — раздался в трубке голос Насти.  

Мое сердце тут же ушло в пятки. Опять. Опять этот тон, эта фальшивая теплота в голосе. Я уже знал, что сейчас будет.  

— Привет, доча… — осторожно ответил я, сжимая телефон в потной ладони.  

— Слушай, тут такое дело… — начала она, и я мысленно закончил за нее: «Денег нет, срочно нужно».

Так было всегда. Звонок от Насти = сигнал SOS. Ни «как дела», ни «как здоровье мамы», ни даже банального «спасибо» после того, как я переведу ей очередную тысячу. Деньги уйдут — и дочь растворится в неизвестном направлении до следующего кризиса.  

С женой мы часто обсуждаем: где же мы прокололись? Вроде растили ее в любви, не били, не унижали. Училась нормально, даже рисовала неплохо — мечтала о художественном. А потом бац — 17 лет, и как будто подменили.  

— Она просто переживает переходный возраст, — утешала меня жена.  

— Да какой уже переходный, ей 20 скоро! — огрызался я.  

Но Настя неслась вниз по наклонной: скандалы, ночные гулянки, а потом и вовсе — побег из дома. Четыре дня мы не знали, жива ли она. Потом вернулась — злая, чужая, с каменным взглядом.  

Однажды она так орала на нас, что, кажется, слышали даже в соседнем районе.  

— Я вас ненавижу! Вы меня достали! Уеду и больше не вернусь!  

— Настя, давай поговорим… — пробовал я вставить слово.  

— Нет! Всё! Хватит!  

Она швырнула на пол тарелку (любимую, кстати, мамину), схватила рюкзак и хлопнула дверью.  

Жена рыдала, я метался по квартире, как зомби. Через неделю нашел ее — оказалось, сбежала в Питер с каким-то парнем.  

— Ты хоть сообщила бы, что жива! — кричал я в трубку, когда полиция ее разыскала.  

Но когда ее привезли домой, начался настоящий ад.  

— Вы мой жизнь сломали! Я вас ненавижу! Лучше бы я умерла!  

Она билась в истерике, а мы стояли, как идиоты, и не знали, что делать. Через три дня — снова побег.  

— Вы только усугубляете ситуацию, — сказала психолог. — Сейчас она бунтует, но со временем одумается. Главное — не отталкивайте, если попросит помощи.  

Мы кивали, как заведенные. Но в душе я не верил, что Настя вернется.  

Она объявилась неожиданно — похудевшая, с синяками под глазами.  

— Пап, мам… я так виновата…  

Рыдала, обнимала нас, клялась, что всё осознала. Мы, конечно, поверили.  

Месяц она жила дома, даже помогала по хозяйству. А потом…  

— Пап, можно немного денег? Хочу в Питер съездить, встретиться с друзьями…  

Я вздохнул и перевел. Это была ошибка.  

Она уехала — и снова пропала.  

Через несколько лет Настя появилась на пороге с младенцем на руках.  

— Это ваша внучка. Подержите её немного, ладно?  

— Настя, стой! Кто отец? Где ты живешь? — попытался я её остановить.  

Но она уже выскользнула за дверь.  

С тех пор прошло пять лет. Внучка растет, а дочь… дочь звонит только за деньгами.  

— Па, ну ты же понимаешь, мне сложно сейчас… Ребенок мешает карьере…  

— А когда заберешь её? — спрашиваю.  

— Скоро, скоро…  

Но «скоро» не наступает.  

Теперь я боюсь не только её звонков. Я боюсь, что она заберет внучку — и мы с женой просто сойдем с ума. Боюсь, что мы снова ошибемся — не сможем воспитать внучку правильно, как не смогли с Настей. Боюсь, что она никогда не вернется по-настоящему. 

Иногда мне снится, что мы все вместе за столом: я, жена, Настя, внучка. Все смеются, вспоминают прошлое. Но потом я просыпаюсь — и снова тишина.  

Остается только ждать и надеяться. А ещё — бояться очередного звонка.