Моя жена сидела в декрете восемь лет, кажется, она сошла с ума

Когда у тебя четверо детей, жизнь перестает быть предсказуемой. Это как в джунглях — постоянно что-то происходит, кто-то орёт, кто-то что-то ломает, а ты уже не помнишь, пил ли сегодня кофе или это было вчера. У нас с Аней как раз такая история. Четверо детей и восемь лет декретного отпуска. Да-да, восемь. И за это время я начал подозревать, что моя жена потихоньку сходит с ума. Или уже сошла — сам не уверен.

Когда-то у нас была вполне нормальная, обычная жизнь. Я архитектор, она бухгалтер. Работа, отпуск летом, кино по выходным. Всё по расписанию. А потом Аня забеременела, и пошло-поехало. Сначала родился Сашка. Долгожданный, любимый. Мы заранее договорились, что она будет в декрете до трёх лет, не меньше. Ну, чтобы всё по уму.

Первые месяцы были адом. Мы оба не высыпались, но Ане, конечно, доставалось больше. Я хоть на работу убегал. Аня же всё время была рядом с крикуном, в пижаме, с немытой головой и глазами, полными усталости.

— Второго не будет, слышишь? — выдохнула она как-то ночью, когда Сашка опять устроил концерт.
— Да-да, конечно, родная, — кивнул я, понимая, что лучше не спорить.

Но Сашке исполнилось два с половиной, и Аня вдруг ожила. Заговорила о работе, даже купила себе новый костюм.

— Представляешь, я снова буду в офисе! Боже, как же я соскучилась по таблицам и отчётам.

И тут — бац! — две полоски. Я даже не сразу понял, в чём дело, когда она показала тест.

— Это шутка?
— Это капкан, — мрачно ответила она. Но потом мы сели, поговорили, и решили: раз уж так, оставим. Так появилась Маша.

Со второй беременностью было чуть легче. Аня, правда, сказала:

— Только Маше исполнится полтора — сразу на работу! Серьёзно!
И правда, вышла. На целый месяц. Потому что ровно через тридцать два дня она снова пришла ко мне с этим виноватым взглядом и тестом в руке.

— У нас будет третий.
— Ань, может, это просто ошибка?
— Тестов шесть. Все в ряд. И все с двумя полосками.

На этот раз она сорвалась по-настоящему. Плакала, ругалась, говорила, что ей хватит.

Но потом, спустя неделю тишины, села напротив меня и сказала:

— Помнишь, как мы мечтали о большой семье?
— Ну… было дело, — ответил я осторожно.
— Вот. Сейчас и закроем этот вопрос. Сразу.

Я понял, что сопротивляться бесполезно. Но УЗИ стало финальной точкой: двойня. Мальчик и девочка.

— Мы что, теперь семейка из рекламы подгузников? — спросил я.

— Нет, мы теперь реальность, — ответила она с нервным смехом.

Так мы стали многодетной семьёй. Я ушёл с головой в работу, потому что кто-то должен был оплачивать весь этот детский хоррор. Аня же вдруг начала искать себя.

— Я не хочу, чтобы моя жизнь состояла только из подгузников! — заявила она.

И пошло-поехало. Сначала была эпоксидная смола. Заливала её в какие-то формочки, делала «арт». Вся кухня потом была в липких разводах, а кошка прилипла хвостом к табуретке.

— Ну, значит, не моё, — философски сказала Аня и пошла варить свечи.

Свечи продержались дольше. Но воск оставлял жирные пятна, а после того как Машка обожглась, свечеварение улетело в мусорку.

Потом были вокальные курсы. Танцы. Онлайн-медитации. Все проваливались на этапе «а с кем оставить детей?». Аня злилась, грустила, но не сдавалась. И вот однажды пришла ко мне с блокнотом.

— Я решила рисовать.

— Эээ... ну, почему бы и нет?

— Но учиться не буду. Я хочу рисовать, как чувствую. Искусство — это не техника.

Я был уверен, что это тоже надолго не затянется. Но ошибся. Аня рисовала каждый день. Пятна, линии, какие-то психоделические штуки. Я смотрел — и не понимал, что это. Но ей было весело. Она улыбалась.

— Посмотри, это же почти как настроение весеннего утра!

— Похоже, — соврал я.

А потом она завела страницу в соцсетях. Стала выкладывать свои работы и писать под ними странные описания типа «Энергия внутреннего шторма, выраженная в хаосе цвета». У каждой картины была цена. От 5 рублей до 400 тысяч.

— Ань, ты как цены ставишь?

— Интуитивно. Я просто знаю, сколько она стоит.

Ну ладно. Я решил поддержать её. Попросил коллегу и мужа сестры купить по картине. Они выбрали, заплатили, а я тихо перевёл им деньги.
Аня была в восторге:

— Представляешь, две картины продались! Люди ценят моё искусство!

— Ты молодец, солнышко.

Я был рад, что она почувствовала себя нужной. Решил, что раз в месяц могу себе позволить такую «покупку счастья». Но через неделю случилось то, чего я точно не ожидал. Кто-то купил картину за 400 тысяч. Настоящий покупатель. Настоящие деньги.

— Это был блогер! У него куча подписчиков! — прыгала от радости Аня.

Он выложил её картину у себя в сторис, и с этого началось. Люди писали, спрашивали, заказывали. Картины стали разлетаться. Даже странные, даже те, что выглядели как «дети в красках играли». Я не понимал, что происходит.

Но смотрел на свою счастливую жену и думал: может, я ничего не понимаю в искусстве. Может, она правда нашла себя. Может, это и есть её путь. А я — просто муж, который не высмеял, а поддержал.

Теперь у нас не просто дом, полный детей, а ещё и домашняя галерея. И, знаете, мне даже нравится. Хоть я всё ещё не понимаю, что изображено на половине этих полотен.

— Знаешь, — как-то сказала Аня, — я раньше боялась, что совсем потеряю себя. А теперь я знаю, кто я. Я — художник.
И, знаете, я ей верю.