– Купите мне жилье, – попросила свекровь, задумавшаяся о собственной квартире ближе к пенсии

Мы с Владом только-только вздохнули свободно, закрыв нашу ипотеку, и строили планы на будущее. И тут его мать, Лидия Богдановна, за чаем обронила: 

— А не поможете мне приобрести жилье? Одной становится тяжко. 

Муж поперхнулся. Мы так старались, так себя ограничивали все эти годы. А она… она жила легко и ярко, не думая о завтрашнем дне. 

— В каком смысле, мам? — откашлявшись спросил Влад. 

— В прямом. Вы возьмите кредит, а я буду вносить платежи. Я ведь скоро на пенсию, арендодатели вечно выгоняют, а свою машину продам — на первый взнос хватит. 

Я молчала. Машину, которую мы ей помогли выкупить и которая теперь пылилась в гараже. 

Следующие недели наш дом напоминал поле боя. Лидия Богдановна не отступала. 

— А что, если вы решите разойтись? — как-то раз, глядя на меня в упор, спросила она. — Я снова останусь на улице? Нет, жилье должно быть записано на меня. Это же логично. 

— Логично? — удивилась я. — Это снова влезать в долги, потому что вы не подумали о будущем? 

Влад смотрел в пол. В тот вечер мы снова не пришли ни к какому решению. 

Я не могла понять эту женщину. Она выросла в селе, рано потеряла мужа, одна подняла сына. Казалось бы, жизненный опыт должен был научить ее расчету и осторожности. Но нет. Она панически боялась вернуться в свой старый, разваливающийся дом, который остался у нее в деревне, и в то же время тратила все деньги, словно завтра не наступит. «Живем один раз!» — была ее любимая присказка. 

Влад долго метался. Он злился на ее безответственность, но чувствовал долг. 

— Она моя мать, Лера. Одна. Всю жизнь крутилась как белка в колесе, чтобы я ни в чем не нуждался. Теперь моя очередь помочь, — сказал он как-то вечером. 

В его тоне была такая усталая решимость, что я сдалась. Мы снова пошли в банк. Снова подписали кипу бумаг. На этот раз — на маленькую однокомнатную квартиру. 

Лидия Богдановна ликовала. Она с упоением ходила по магазинам, обустраивая свое первое по-настоящему собственное жилье. Я же копила в себе обиду и раздражение, видя, как легко она добилась своего. 

Все перевернулось в один миг. Буквально. Я была на восьмом месяце, гуляла в сквере, когда мне позвонили из маминого города. Голос в трубке был чужим и безразличным: «Вашу маму нашли… Ее не стало». 

Мир поплыл. Я слышала только нарастающий гул в ушах и чью-то суету вокруг. Кто-то ловил меня, кто-то кричал, что нужно вызвать «скорую». Я помню испуганные лица прохожих и душащую летнюю жару. 

Очнулась я уже в палате роддома. Рядом стоял заплаканный Влад и держал меня за руку. В нашей семье стало на двух человек больше. На свет, вопреки всем прогнозам, появились две крошечные дочурки. 

Первые дни были адом. Физическая слабость смешивалась с всепоглощающим горем. Я не могла даже подняться, не то что ухаживать за двумя новорожденными. И тут появилась свекровь. 

Она взяла все на себя. Готовила, стирала, вставала по ночам к плачущим малышкам. Она не говорила пустых слов утешения, она просто делала. Ее энергия казалась безграничной. 

— Ничего, девочка, — говорила она, укачивая на руках сразу обеих дочерей. — Я знаю, каково это. Остаться одной. Но ты не одна, слышишь? У тебя есть мы. 

Как-то раз, глядя на то, как она с нежностью поправляет одинаковые крошечные чепчики на головах внучек, я не выдержала. 

— Спасибо вам, Лидия Богдановна. Если бы не вы… Я даже не знаю. А я ведь так злилась на вас тогда, из-за той квартиры. 

Она повернулась ко мне. 

— А я понимаю, почему злилась. Я была эгоисткой. Но видишь, как жизнь все расставляет по местам? Родные люди должны быть вместе. И помогать. Если не я вам, то кто же? 

Она обняла меня, и я почувствовала, как тает лед. Влад смотрел на нас, и на его лице была спокойная улыбка. Мы были разными. Со своими слабостями и ошибками. Но мы были семьей. И это оказалось главнее любой ипотеки.