– У тебя уже есть необходимый навык, – муж был уверен, что я соглашусь ухаживать за свекровью

Тот вечер навсегда остался в памяти не из-за осеннего холода, а из-за отчаянного чувства беспомощности. Мать поскользнулась на мокром асфальте, и результат — сложный перелом. После смены я в панике ловила попутную машину, капли дождя стекали за воротник пальто. Именно тогда притормозил Вячеслав. Он не был таксистом, просто ехал домой и заметил растерянную фигуру у обочины. 

В салоне пахло кофе. Я, пытаясь оправдать свою навязчивость, тут же выложила ему всю историю. 

— Маму сегодня выписывают, — пояснила я, глядя на мелькающие за стеклом огни. — Придется взять отпуск за свой счет, чтобы быть рядом с ней. 

Он не ограничился тем, что просто довез меня до больницы. Вячеслав помог погрузить маму в машину, а потом и подняться в квартиру. Так началась наша история. 

Ухаживать за матерью — настоящее испытание характера. То она впадала в ярость из-за своей беспомощности, отталкивая мою руку, то требовала к себе бесконечного внимания, словно малый ребенок. Первые недели были самыми тяжелыми: ночные бдения, кормление с ложки, борьба с ее мрачным настроением. Но ко времени нашей свадьбы она уже уверенно ходила с тростью, и те темные дни казались нам далеким кошмаром. 

Мы сыграли скромную церемонию, сняли уютную однушку и начали строить свою маленькую вселенную, полную планов и общих мечт. Казалось, самое трудное позади. 

Удар пришел с другой стороны. Вячеславу позвонила его сестра: у их матери, Людмилы Петровны, случился инсульт. Ее выписали в тяжелейшем состоянии, практически неподвижную. Требовался постоянный присмотр. 

— Давай наймем профессиональную сиделку, — первым делом предложила я, мысленно прикидывая наши скромные накопления. 

Вячеслав долго думал. 

— Это неподъемные для нас расходы. Предлагаю иное решение. Переезжаем к маме. Мы сбережем арендную плату, и тебе не придется ходить на работу. 

Меня его слова ошеломили. 

— То есть, присматривать за ней буду я? 

— Конечно. У тебя уже есть необходимый навык, ты справилась со своей мамой. А я буду обеспечивать семью. 

В его голосе была такая уверенность, будто он предлагал очевидную истину. 

— Я помогала своей матери, потому что она моя кровь и плоть. А твоя мама — это твоя прямая ответственность. Почему это должно стать моей работой? 

Он обернулся ко мне, в его глазах читалось непонимание. 

— Но мы же муж и жена! Разве можно делить родных на своих и чужих? 

Этот разговор, начавшийся в спокойных тонах, быстро перерос в яростную ссору. Мы бросали друг в друга обвинения в черствости. Он видел во мне эгоистку, а я в нем — человека, готового переложить свою ношу на мои плечи. Все рухнуло в одно мгновение. 

В итоге я вернулась к маме. Он — к своей. Наши телефонные разговоры становились все короче и холоднее, пока не прекратились вовсе. Оформление развода стало пустой формальностью. Я не знаю и не хочу знать, как он справился со своей бедой. Я осталась при своем убеждении: у каждого своя ноша, и нести чужую — удел добровольца, а не долг, предписанный штампом в паспорте.