– А Толик где? – жена коллеги постоянно названивает на работу, чтобы узнать, чем занят ее муж

У Анатолия была своя погода в кабинете. А виной всему — Люба, его супруга. Вернее, ее тотальный контроль. 

Это был не просто звонок раз в день поинтересоваться, как обед. Это была система. Утренний звонок: «Толик, ты доехал?». Дневной звонок: «Что на обед? Покажи». Вечерний звонок: «Во сколько выйдешь? Постой, я слышу женский голос!». Голос принадлежал бухгалтеру Марии Ивановне, которой стукнуло шестьдесят. 

Чаще всего трубку брал я, так как сидел ближе всего. Это превратилось в пытку.

— Отдел снабжения, Игорь слушает, — поднимал я трубку. 

— Игорек, это Люба. А Толик где? — слышался ее голос. 

— На совещании у гендира, — отвечал я, глядя на Анатолия, который в этот момент с упоением ковырялся в зубах перед монитором. 

— Совещание? В пять вечера? Странно. Ладно, передай, чтоб перезвонил. 

Однажды она устроила настоящий допрос. Анатолий как раз пошел отнести на подпись срочный договор. 

— Игорь, милый, а кто там с ним на этом «совещании»? Молодая? Блондинка? — допытывалась Люба. 

— Любовь Петровна, — вздохнул я. — Там генеральный директор, Иван Васильевич. Ему пятьдесят пять, он лысый и у него растет внук. Вам фото прислать для уверенности? 

Она фыркнула и бросила трубку. В тот день я понял, что с меня хватит. 

Апогеем стал звонок в пятницу. Мы с Анатолием как раз обсуждали вопрос, требующий концентрации. И тут звонок. 

— Игорек, Толик там? — голос Любы был неестественно взволнованным. 

— Да, Анатолий здесь. Мы как раз… 

— Дай ему трубку! Срочно! 

Я, ошеломленный, протянул трубку Толе. Тот побледнел, как полотно, и вышел в коридор. Вернулся через десять минут, выглядел разбитым. 

— Что случилось? — не удержался я. 

— Да так, ерунда… Кот скинул горшок с цветком. Она подумала, что это я пришел пьяный и устроил погром. 

— Толя, нам нужно поговорить. Пошли в курилку, — сказал я. 

Он поплелся за мной. Пока он раскуривал сигарету, я выложил ему все. О том, что это невыносимо. Что его жена своими звонками парализует работу. Что я — его коллега, а не диспетчер супружеских отношений. Что это унизительно — и для него, и для меня. 

Я говорил горячо, ожидая вспышки гнева, оправданий, чего угодно. Но Анатолий слушал молча, не перебивая, и курил. 

— Игорь, ты думаешь, я не знаю? — ответил он. — Я все прекрасно понимаю. Это не ревность. Это болезнь. 

Он затянулся, выпустил дым. 

— Полтора года назад у нее диагностировали тревожное расстройство. Панические атаки. После того, как ее родителей не стало в той аварии… Врач говорит, это способ контроля. Ей кажется, что, если она не будет держать все, включая меня, под контролем, случится что-то ужасное. Она не звонит потому, что не верит мне. Она звонит, потому что боится, что со мной что-то произойдет. Что я тоже… исчезну. 

Я стоял и не знал, что сказать. Мое негодование испарилось, оставив после себя чувство глупой, детской беспомощности. 

— Она лечится, — продолжил Анатолий, бросая окурок. — Но это медленно. А я просто пытаюсь быть для нее опорой. Да, это тяжело. Унизительно, как ты сказал. Но я ее люблю. 

Мы вернулись в кабинет молча. Через полчаса снова зазвонил его телефон. Анатолия не было на месте. Я посмотрел на дисплей, вздохнул и поднял трубку. 

— Отдел снабжения, Игорь слушает. 

— Игорек, это Люба… Толик… он там? 

— Да, Любовь Петровна, все в порядке. Анатолий только что отошел к принтеру, документы печатает. Все хорошо. Передать ему, чтобы перезвонил? 

— Спасибо, Игорь, — сказала она, и в ее голосе на этот раз у услышал не подозрительность, а благодарность. — Не надо. Пусть работает. 

Я положил трубку. Не все так, как может казаться со стороны.