Я стал бояться иголок после нескольких историй с ними. Из-за этой фобии я даже не ночую ни у кого в гостях

В детстве ни у кого нет жизненного опыта, из-за чего многие попадают в неприятные ситуации. И это хорошо, потому что иначе никак не получится научиться чему-то в жизни. Я не был исключением, порой я своими поступками причинял себе не только душевные, но и физические страдания.

Случилось это однажды летом, когда я гостил у бабушки в деревне. Старушка штопала носки, после чего забыла убрать все принадлежности, которые использовала, в ящик. Она оставила на диване нитки, ножницы и иголку. И если я увидел первые два предмета, то на иголку я не обратил никакого внимания: она была незаметной, очень тонкой.

Я провел рукой по дивану, когда хотел на него забраться. И в какой-то момент я почувствовал, что мне в ладонь что-то впилось. Я закричал, заплакал. Бабушка сразу же подбежала ко мне. Она взяла мою руку, после чего констатировала, что мне в ладонь впилась игла. Ее она аккуратно достала, после чего обработала место, которое я уколол.

Я долго еще боялся подходить к тому дивану. Мне казалось, что я обязательно еще раз уколюсь. Только у бабушки на руках я мог сидеть, а к кому-то еще не шел.

Постепенно эта история забылась. Но я все равно не брал в руки ничего, чем можно было уколоться. В школе, когда начались уроки труда, я все же вынужден был побороть свой страх. Постепенно он стал слабеть, но все равно оставался, я его ощущал.

К совершеннолетию я уже пересилил себя, смог даже сам что-то зашить из одежды, когда это потребовалось. Мне казалось, что я победил свою фобию, но оказалось, что она все еще со мной, только дремлет. В этом меня убедил еще один случай, который произошел, когда мне было 23 года.

Я в один из своих выходных решил навестить тетку, которая жила в соседнем городе. На машине я до нее добрался за часа полтора. Она меня давно просила приехать, потому что ей нужно было передвинуть мебель в квартире, помыть окна. Все это она не могла сделать в силу возраста и состояния здоровья.

Я быстро справился со всеми задачами, после чего мы с тетушкой сели ужинать. Она меня кормила не только едой, но и всякими жизненными историями. Я так увлекся диалогом с ней, что не заметил, как на улице стемнело. Родственница сказала, что уже поздно, что в дорогу не стоит отправляться, потому что это может быть опасно, ведь в пути всякое случается. Я ее послушал, сказал, что радостно у нее переночую, ведь мне завтра никуда не нужно. На том мы и порешили.

Тетя постелила мне на диване, а сама пошла спать в другую комнату. Я лег, устроился удобно, стал засыпать.

В какой-то момент я перевернулся на левый бок. И после этого я сразу же ощутил какой-то укол. Я попробовал занять другую позу, но боль, которую я испытал, никуда не делась. Чтобы разобраться, в чем дело, я включил свет. Я посмотрел на место, которое болело, увидел на нем небольшую черную точку. Я присмотрелся и понял, что мне в кожу впилась игла.

Мне хотелось кричать, но я себя сдерживал, чтобы не разбудить родственницу, которая уже спала. Я сел в машину, поехал до ближайшей больницы. В приемном покое я объяснил, что со мной произошло. Меня врач быстро принял, нашел у меня иголку. Некоторое время ему довелось потратить, чтобы ее достать. После этого мне стало в разы легче, бок уже так сильно не болел.

Я вернулся к тете домой, лег спать. На утро я ей тоже не стал ничего рассказывать. Я знал, что она очень впечатлительная, что она сильно расстроится, если узнает, что произошло все по ее вине, потому что только она могла оставить иголку на диване, где ее не видно невооруженным глазом.

После того случая я понял, что мне нужно ночевать только дома. Я так до сих пор делаю, хоть с момента, как произошло то, что я описал, прошло достаточно много времени.

Сам я не прикасаюсь ни к каким швейным принадлежностям, потому что уверен, что ими я могу только навредить себе. Если мне нужно что-то зашить или укоротить, я обращаюсь в ателье. Тем самым я оберегаю себя от попадания в очередную историю, связанную с иглами и острыми предметами, которые наносят травмы в считанные секунды. Уверен, что иначе я непременно нанесу себе увечье.