Я предложила отцу пожить в моей квартире, но не догадывалась, кого он туда приведет

Когда мои родители развелись, я не рыдала в подушку и не устраивала драм. Всё произошло довольно тихо и без лишнего шума. Причиной расставания стала измена отца. Как оказалось, эта связь тянулась не первый год — но признался он в этом только в прошлом. Мама восприняла это спокойно, без скандалов и истерик. Знаете, как будто ждала этого момента, чтобы наконец выдохнуть.

— Мам, ты в порядке? — помню, спросила я тогда. — Да, доча. Всё хорошо. Честно говоря, давно хотела всё закончить, просто… привычка. — она грустно улыбнулась.

Не могу сказать, что для нас это стало трагедией. У мамы будто второе дыхание открылось. Она стала чаще встречаться с подругами, записалась на танцы, даже начала рисовать. А у меня к отцу долгое время не было ни обиды, ни злости. Ну изменил. Да, нехорошо. Но это их история, не моя. Я оставалась с ним в нормальных отношениях — звонили друг другу, встречались, разговаривали по душам.

После развода он перебрался в свою старую квартиру — ту, которую сдавал много лет. Жилищем её можно было назвать с натяжкой: всё старое, ободранное, грязное. Квартиранты, похоже, не знали, что такое пылесос и ведро с тряпкой.

— Пап, ну так жить же нельзя! — говорила я ему. — Давай я за ремонт заплачу. Пока что переезжай в мою квартиру, всё равно пустует.

Моя старая квартира, доставшаяся мне после свадьбы, стояла без дела. Сдать её я боялась — редкая мебель, дизайнерский ремонт, картины... Всё слишком родное. Я предложила отцу временно туда переехать, чтобы и ремонт его не мучил, и мне спокойнее было, что квартира под присмотром.

Сначала он отнекивался. Мол, не хочет быть в тягость, справится сам. А потом, спустя какое-то время, согласился. Мы перевезли его вещи, я показала, где что лежит, объяснила, как пользоваться техникой. С тех пор не виделись больше месяца. То он занят, то я — как водится.

Но однажды решила его навестить. Зашла в квартиру и... просто онемела. Мои красивые диваны были накрыты какими-то кислотными пледами, на столах — вязаные салфетки, как из бабушкиного сундука.

— Пап, ты, случаем, не открыл тут клуб «Золотой крючок» для пенсионерок? — бросила я в шутку.

В этот момент из ванной выскочила незнакомая женщина лет пятидесяти. Обиженная, как будто я её лично оскорбила.

— Девушка, я, между прочим, ещё вполне себе не бабушка! И мне, между прочим, далеко до старости!

— Ага... Ну, вам бы лучше от этих салфеток держаться подальше. Вы-то ещё ничего, а вот они... — буркнула я сквозь зубы, чувствуя, как во мне закипает.
Женщина продолжала тараторить, а я стояла в ступоре. Это кто вообще такая? И почему хозяйничает в моей квартире, словно это её вотчина?

— Пап, это кто вообще? — повернулась я к отцу.

— Это Людмила... Ну... та самая, ради которой я ушёл от твоей мамы, — неловко признался он.

Ага, здравствуй, Людочка. До этого момента я с ней не сталкивалась. Она не задерживалась у него в старой квартире — слишком уж её пугал тот бардак. А у себя оставить отца она не могла — живёт с сыном и его семьёй. А тут — на тебе! Моя квартира подошла, как нельзя кстати.

— То есть... ты даже не спросил у меня? — я чувствовала, как всё внутри клокочет.

— Ну ты же знала, что у меня есть личная жизнь... Могла бы догадаться.

— Ого! Это теперь как — догадываться, кто у меня живёт? Может, и чужих собак начнёшь заселять, а я сама должна по следам определять?

— Не начинай... Людмила — теперь часть моей жизни. Мы вместе.

— Ну так вместе и съезжайте. Вон, обратно в свою «хрущобу». Здесь она жить не будет, — отрезала я.

Он попытался загладить ситуацию:

— Но ведь ты сама предложила! Ты же хотела помочь!

— Да, но тебе! А не вам двоим! Её я видеть не хочу, тем более в своей квартире!

— Людочка — хозяйка теперь тут! Ты не можешь её выгнать, — начал он повышать голос.

— Правда? Давай-ка я покажу тебе бумажку, где написано, кто тут владелец. Спойлер: это не твоя Людочка-рукоделочка!

И тут он начал давить на жалость.

— Ну неужели тебе не жалко отца? Я ведь страдал в той развалюхе… Ты же сама хотела, чтобы мне стало лучше...

— А стало лучше — ей. Она тут салфетки расстилает, будто в музее кружевного кошмара! — я уже не сдерживалась.

Конечно, это выглядело как предательство. Я дала слово, а теперь беру его обратно. Но кто знал, что за этим предложением стояла не забота отца, а хитроумный план его "возлюбленной"?

Людмила закатила истерику, когда услышала, что ей придётся съехать. Кричала, хлопала дверями, грозилась жаловаться «куда надо». Пока я не пригрозила вызвать психиатрическую бригаду — сразу стихла.

Папа потом весь вечер ходил мрачнее тучи. Давил, мол, я во всём виновата.

— Из-за тебя она ушла! Сказала, не собирается жить среди голых стен и спать на надувном матрасе. А я ведь ради неё всё...

— Ну и оставайся с ней. Только не в моей квартире, — сказала я, не моргнув глазом.

На этом всё и закончилось. Прошло несколько дней, и вот он пишет мне: «Людмила меня бросила. Ей, видите ли, не помойка нужна…» И знаете, мне не жаль. Ни её, ни этой драмы.

Может, стоило больше интересоваться его личной жизнью. Может, тогда бы и не возникло всей этой истории. Но теперь — хоть и с горечью — я понимаю: иногда добрые намерения могут обернуться настоящим шоу. С перекрытиями воды, вязаными салфетками и криками: «Я здесь хозяйка!»

Теперь вот думаю: может, установить камеру в прихожей? Чтобы впредь видеть, кто и с каким вязаным террором к нам приходит.