– Я показываю твоим друзьям, как мы живем, – проучила бессовестного мужа, когда он этого меньше всего ожидал

Проснулась я до рассвета. Смолола кофе. Достала две чашки, но вторую так и убрала в шкаф — Сергей давно пил только свой, особый сорт. Я ела творог с ягодами, когда он вошел, на ходу застегивая манжет. 

— Опять твой пресный завтрак? — он даже не взглянул в мою сторону, открывая холодильник. — Надо же хоть иногда себя баловать. 

Его полка ломилась от лосося, сыров и дорогих колбас. Моя — скромно хранила йогурты, яйца и пучок петрушки. Так повелось с того самого вечера, когда он, вернувшись с работы, положил на стол увесистый пакет. 

— Ты самостоятельный человек с доходом, — прозвучало тогда. — Хватит рассчитывать на мой кошелек. Покупай то, что заслуживаешь. 

Я промолчала. Просто оделась и отправилась в ночной супермаркет — за «своими» продуктами. По дороге вспоминала, как годом ранее мы вместе выбирали вино к пасте, спорили о сортах сыра, а он целовал мне шею, шепча, что мои кулинарные таланты бесценны. 

Все изменилось с его новым назначением. Сначала стали реже разговоры, потом исчезли объятия, а затем и общий бюджет распался на два отдельных мира. 

И вот его сорок пятый день рождения. Он планировал торжество с коллегами и влиятельными знакомыми. 

— Организуй достойный прием, — бросил он мне неделей ранее, просматривая пригласительный список. — Пусть люди видят наш уровень. Ты же понимаешь, как это для меня важно. 

— А деньги? — спросила я ровным голосом. — Угощение для двадцати человек — это дорого. 

Он усмехнулся, поправляя запонку. 

— Ты же знаешь наши правила. Каждый отвечает за себя. Прояви фантазию. В конце концов, быть супругой руководителя — тоже ответственность. 

В день праздника я накрыла стол на рассвете. На белой скатерти аккуратно разместила: 

перловую кашу с луком; 
отварную индейку; 
салат из свеклы с чесноком; 
клюквенный морс; 
ржаные сухарики. 

Все было чисто, просто, даже аскетично. В центре поставила кувшин с ветками сухоцветов — их сорвала по пути домой из ночной смены. 

Гости прибыли к восьми. Звучали смех, комплименты новому дизайну гостиной. Сергей сиял, принимая подарки. Потом все переместились к столу. Наступила пауза. 

— Оригинальный подход, — осторожно заметил кто-то из гостей. 

— Это мой скромный вклад, — громко сказала я, ловя взгляд мужа. — Ты ведь настаивал, чтобы я отвечала за свое питание. Вот что я могу себе позволить уже полгода, оплачивая мамины процедуры. 

Он побледнел. 

— Спятила? — прошипел он, приближаясь. — Ты уничтожаешь мой праздник! 

— Нет, — ответила я, не отводя глаз. — Я показываю твоим друзьям, как мы живем. Ты пировал каждый день, а я экономила на каждой мелочи. Теперь они видят мою обычную еду. И слышат правду. 

В тишине, вдруг ставшей оглушительной, одна из его партнерш по бизнесу поднялась. 

— Сергей, это отвратительно. Ты позволял ей есть это, пока сам покупал черную икру? 

Он заерзал, пытаясь улыбнуться. 

— Все не так драматично! Просто разумное финансовое планирование в современной семье. 

Тогда я достала из сумки сложенную папку. 

— Вот квитанции. За последние четыре месяца я оплатила все коммунальные счета и лекарства для моей матери. Твои траты — только на тебя. Вот выписка, если хочешь проверить. 

Гости начали прощаться, избегая смотреть на него. Его сестра, молчавшая весь вечер, вдруг заплакала. 

— Брат, как ты мог? Мама бы тебя не одобрила. 

Когда опустел дом, он упал на стул, глядя на остывшую перловку. 

— Зачем ты это устроила? Этот день был важен для моей карьеры! 

В его тоне была лишь уязвленная гордость, ни капли понимания.

— А для меня был важен ты, — тихо сказала я, собирая посуду. — Но ты исчез. Остался только успешный менеджер, которому жена мешает демонстрировать статус. Я не хочу быть декорацией. 

На следующее утро я уехала к маме. Через две недели подала заявление. 

Разбирая вещи в нашем прежнем доме, нашла открытку. Его почерк: «С тобой даже бутерброд — приключение». Когда-то это была правда. Но человек, писавший эти строки, остался в том времени, где мы делили не только бутерброд, но и мечты. 

Теперь у меня тихая жизнь без деления на «его» и «мое». Без ожидания доброты, как милостыни.