– Я ее знаю сто лет, не враги же, – муж отдал наши деньги своей бывшей и считает, что это нормально

Мой палец только что провел по экрану, чтобы отключить таймер, когда телефон Максима дернулся у меня в руке. Всплыло уведомление: «Спасибо тебе, Максимушка! Ты мой спаситель!» Отправитель – Лизка. Завершалось все подмигивающим смайликом и сердечком. 
 
Лизка? Максимушка? Знакомых Лиз среди его коллег или дальней родственницы я не припоминала. Он стоял у плиты, помешивая яичницу. 
 
— Кто такая Лизка? — Голос прозвучал хрипло. 
 
Максим обернулся, бровь поднялась. 
 
— Что? 
 
— Лизка, — я протянула ему телефон, экраном к нему. — Отвечай. 
 

Он глянул. Мгновенное напряжение скользнуло по его лицу, сменившись натянутой небрежностью. 
 
— А, это Лиза. Моя бывшая. Ничего особенного. 
 
Внутри все похолодело. 
 
— Как «ничего»? Бывшая пишет «Максимушка» и «спасибо» с сердечками? Ты серьезно? 
 
Он пожал плечами, вернулся к сковороде. 
 
— Ну да. Помог ей немного. Денег занял, машина там сломалась. 
 
Волна злости опалила меня. 
 
— Ты дал ей денег? Наших денег?! 
 
— Ну да. Какая разница? Я ее знаю сто лет, не враги же. 
 
— Разница в том, что ты женат! — Голос сорвался. — А помогаешь той, с кем спал до меня! 
 

Он резко отставил сковороду, лицо покраснело. 
 
— Оля, ну что ты раздуваешь? Я просто помог! Не изменяю же я тебе! 
 
— А часто «просто помогаешь»? — спросила я ледяным тоном. 
 
Он отвел взгляд. 
 
— Иногда. То комп починить, то совет нужен... Не видел смысла говорить. Чтобы тебя не нервировать. 
 
Внутри все оборвалось. Два года брака. Два года этого «иногда». 
 
— Если ты не видишь проблемы, — сказала я тихо, но четко, — значит, у нас очень разные представления о том, что такое семья и уважение. 
 
Я вышла из кухни. 
 
Прошло несколько дней. Он вернулся с работы поздно, сел за стол. 
 
— Заеду к Лизе завтра вечером, — бросил он, накладывая салат. — Ноут у нее глючит. 
 

Я отложила вилку. 
 
— И других айтишников в городе нет? 
 
— Оля, ну что за претензии? — он вздохнул театрально. — Помочь не могу? 
 
— Ты можешь. А я не могу принять, что твоя бывшая — постоянный пункт в твоем расписании. И что ты скрывал это годами. 
 
Он отшвырнул салфетку. 
 
— Опять! Тебе просто заняться нечем, кроме как ревновать к прошлому! 
 
— Мне нечем дышать в этом вранье и полуправде! — вскрикнула я, впервые за дни дав волю эмоциям. — Если Лизе так жизненно необходима твоя помощь и твое внимание, может, тебе стоит переехать к ней? Сэкономишь на бензине. 
 
Он остолбенел. 
 
— Ты... это серьезно? 
 
— Абсолютно, — я встала. Голова была удивительно ясной. — Выбирай, Макс. Либо ты здесь, в нашей семье, полностью. Либо ты свободен помогать Лизе сколько душе угодно. Но без меня. 
 

Я вышла в спальню и стала собирать сумку. Он не пришел. Не остановил. 
 
Неделя у родителей. Мама вздыхала: «Он же добрый, просто не умеет отказывать». Я молчала. Дело было не в доброте. В его нежелании видеть мою боль, в его удобной слепоте. 
 
На восьмой день он позвонил. 
 
— Ну что, остыла? — прозвучало в трубке. Ни тени сожаления. Только раздраженная усталость. 
 
Он так и не понял. Не захотел понять. 
 
— Если для тебя это всего лишь «остыть», Макс, значит, мы говорим на разных языках, — сказала я спокойно. — Я подаю на развод. 
 
Пауза. Потом короткое: 
 
— Ну и ладно. Твое право. 
 
— Да, — ответила я. — Теперь это точно только мое право. 
 
Я положила трубку. Грусть накрыла волной, но под ней – странное, непривычное облегчение. Больше не нужно гадать, ждать, ревновать к его «доброте». Дверь захлопнулась. Но где-то уже щелкнул замок другой, в которую я смогу войти одна. И это будет честно.