Я чувствую себя загнанной лошадью, а муж запрещает увольняться

Артём поставил чашку на стол так резко, что кофе расплескался по скатерти. Я молча протянула салфетку, избегая его взгляда. Вечер начинался как обычно: я готовила ужин, он проверял почту. Пока я не проронила: «Кажется, я больше не могу».

— Ты в курсе, сколько мы платим за ипотеку? — голос его дрогнул, словно я предложила сжечь дом. — Или ты забыла, что Саше через год в школу? Частная школа, Света! Мы договаривались.

Я сжала ладонями виски. Как объяснить, что каждый день в офисе теперь напоминает допрос с пристрастием? Раньше я летела на работу, обожала проекты, смеялась с коллегами. Но с приходом нового руководителя всё изменилось. Дмитрий Сергеевич — ходячий кошмар: он перечеркивал мои идеи красным маркером, требовал отчеты в полночь, а вчера заявил, что моя «креативность» мешает дисциплине.

— Ты просто устала, — Артём смягчил тон, обняв за плечи. — Возьми отпуск.

— Это не поможет. Я чувствую себя загнанной лошадью, которую пинают за каждую остановку.

— Но зарплата… — он замялся, — она же вдвое выше моей. Мы не потянем без твоих денег.

Комната вдруг стала тесной. Я встала, подошла к окну. За стеклом моргали огни машин.

— А если я сойду с ума? Или заболею? Что тогда будет с твоей ипотекой? — спросила тише.

Он замер. Мы никогда не говорили о страхах, только о планах. Кредиты, ремонт, учеба Саши — наш железный щит от любых «глупостей».

— Потерпи немного, — Артём подошел сзади, положил руки на мои плечи. — Найди другую работу, а потом уходи.

Я резко обернулась:

— Ты думаешь, я не пыталась? Отправляю резюме три месяца! Но везде либо зарплата вполовину, либо требуют «гибкость, подстройку под руководство». А я уже не гибкая, я сломанная.

Его пальцы сжались, отпустили.

— Значит, ты готова рискнуть всем? Сашей? Нашим будущим?

Голос его звенел, как натянутая струна. Я закрыла глаза, представив Сашину улыбку, диван, который мы выбирали вместе, часы с циферблатом, подаренные Артёмом на юбилей. Но за этим туманом маячило другое: дрожь в коленях перед кабинетом шефа, ком в горле при звуке его голоса, ночи без сна.

— Я не прошу тебя понимать, — прошептала я. — Просто… поддержи. Хоть раз.

Он молчал так долго, что я услышала тиканье часов. Потом вздохнул:

— Хорошо. Делай, как знаешь.

Но в его «хорошо» не было согласия — только горечь. Он вышел, хлопнув дверью. Я села на пол, прижавшись лбом к коленям. Свобода пахла одиночеством.

На следующее утро я подала заявление на увольнение. Дмитрий Сергеевич усмехнулся: «На ваше место очередь». Когда я вышла из здания, ветер сорвал с головы платок. Я не стала его ловить.