— Вы что, потратили все сбережения на лечение этого заморыша?! — свекровь побагровела от злости

Свекровь ворвалась как ураган, впервые открыв нашу дверь ключами, которые мы дали ей «на всякий случай». Я сидела на полу рядом с Рексом, поправляя его послеоперационный воротник, когда ее голос прервал тишину:  

—Игорь где?!  

Она замерла на пороге, уставившись на собаку. Рекс слабо вильнул хвостом, но даже этот жест заставил ее притихнуть.  

— Мама, не кричи, — я встала, вытирая руки о фартук. — Он спит.  

— А вы что, совсем крышей поехали?! — она ткнула пальцем в сторону Рекса, лицо ее стало пунцовым. — Игорь сказал, вы сняли все со вклада! Это правда?  

Дверь спальни приоткрылась. Муж вышел, заспанный, в мятом халате.  

— Мам, давай обсудим позже…  

— Обсудим?! — она перешла на вопль. — Вы потратили полмиллиона на эту дворнягу?! У вас ипотека! У вас детей нет, а вы тратите на собак!  

Рекс заскулил. Я присела рядом, гладя его дрожащие бока. Ветеринар предупреждал: стресс опасен сейчас.  

— Он не дворняга, — тихо сказала я. — Он член семьи.  

— Семьи?! Через год он сдохнет от старости, а вы останетесь в долгах!  

Игорь попытался взять ее за руку, но она отмахнулась:  
— Ты всегда был слабохарактерным! Жена вьет из тебя веревки, а ты…  

— Хватит! — я встала между ними.— Решение было общим. Мы не спрашивали вашего мнения.  

Она задохнулась от возмущения. Глаза бегали от меня к Игорю, ища поддержки, но он молчал.  

— Вы оба ненормальные, — прохрипела она, разворачиваясь к выходу. — Когда кредиторы выгонят вас на улицу, не звоните!  

Дверь захлопнулась. Игорь опустился на диван.  

Два месяца назад Рекс перестал вставать. Врачи нашли опухоль. «Шанс есть, но дорого», — сказали нам. Мы собрали все деньги. Вклад был на ремонт кухни, о котором свекровь мечтала три года.  

— Мама права, — Игорь встал, подошел к окну. — Мы могли взять кредит…  

— А потом платить проценты вместо лекарств? — я резко повернулась к нему. — Ты сам сказал: «Спасем, сколько бы ни стоило».  

Он кивнул, глотая воздух ртом. В тот день в клинике, когда Рекс лежал под капельницей, он плакал впервые за десять лет брака.  

Свекровь не понимала. Для нее собака — «зверюшка на цепи». Она не видела, как Рекс грел мне ноги во время депрессии. Не слышала, как он лаял, когда я захлебывалась рыданиями в ванной. Не знала, что после второго выкидыша только его холодный нос, тыкавшийся в ладонь, заставлял меня вставать по утрам.  

— Мы все сделали правильно, — сказала я, больше себе, чем ему.  

Игорь сел на пол рядом, потянул Рекса за ухо. Тот лизнул ему руку.  

— Мама придет в себя, — пробормотал он.  

— Неважно, — я обхватила колени. — Даже если придется продать машину. Даже если…  

Он перебил поцелуем в висок. Грубый, неловкий, как в наши первые свидания.  

— Я найду подработку.  

Рекс засопел, уткнувшись мордой в мое колено. Я гладила его худую спину, проступавшую под шерстью. Деньги вернуть нельзя. Но и эти секунды — его теплое дыхание, прерывистое, но живое — тоже нельзя купить.  

Свекровь позвонила через неделю. Говорила, что нашла юриста, чтобы оспорить «бездарную трату семейных средств». Я положила трубку. Рекс в тот день впервые взял кусочек курицы сам.  

Когда она пришла снова, мы гуляли у подъезда. Рекс ковылял на поводке, но вилял хвостом.  

— Сумасшедшие, — бросила она, но уже без злости.  

— Зато счастливые, — ответила я.  

Она попыталась скрыть улыбку, сунула в мою руку конверт. Внутри были деньги. Не много, но...  

— На корм ему, — буркнула она, быстро зашагав прочь.  

Конверт пах духами свекрови. Рекс обнюхал его и чихнул. Мы рассмеялись. Впервые за долгие месяцы.