– Ты должна выбраться из этой ямы, – я протянула руку помощи ученице, которая жила с родителями-алкоголиками

С самого начала я поняла: с Катей что-то не так. На первых курсах она была тенью — прилежной, но несчастной. Иногда засыпала на парах, теряла учебники, а раз в месяц пропадала на несколько дней. Ее большие глаза смотрели сквозь людей, и в них читалась тихая отчаянная мольба. 

В тот день она стояла, опустив взгляд. 

— Сегодня не получится, — пробормотала она. 

— Это почему же? 

Она замолчала, и в тишине между нами повисло невысказанное. 

— Дома... — наконец выдохнула она. 

— Ясно. Опять отец? 

— Да, — едва кивнула она. 

Меня охватила волна гнева. Эта талантливая девушка могла потерять все из-за безумия родителей. 

— Деточка, они же тебя совсем замучат. Ты же из-за них институт запустишь! 

— Понимаю... 

Терпение лопнуло, когда она в очередной раз исчезла. Я поехала к ней. Дверь открыла бледная Катя, а за ее спиной бушевали пьяные родители. Все стало ясно без слов. 

После этого мы постепенно сблизились. Я предложила ей заниматься в моем кабинете. За чаем она понемногу раскрывалась, и я видела в ней ту девочку, которую когда-то сама похоронила в себе. Я знала эту дорогу — выжженную душу, страх, стыд. 

У меня есть сын – Сережа. Я чувствовала, что они созданы друг для друга, хотя понимала: сейчас ей не до романов. 

В то утро ее снова не было на парах. Чей-то сдержанный комментарий о "семейных обстоятельствах" повис в воздухе. Все знали, но молчали. 

После пар я нашла ее в коридоре и отвела в пустую аудиторию. 

— У тебя все хорошо? Отец снова выпивает? 

— Он не прекращает, вы ведь знаете. 

Она не смотрела на меня — верный знак, что что-то случилось. 

— Катя, взгляни на меня. 

— Не могу, — голос дрогнул. 

— Катя! — Я мягко коснулась ее подбородка. 

Под слоем тонального крема виднелся свежий синяк. Я почувствовала тошноту от ярости. 

— Часто такое бывает? 

— Это мама. Я не давала ей уйти. Она была не в себе. 

— Это переходит все границы. 

— Мне уже все безразлично, — она резко отвела голову. 

В этот момент я увидела в ней себя тридцатилетней давности — такую же отчаявшуюся, уверенную, что заслужила эту боль. И я приняла решение. 

— Ты перебираешься ко мне. Без обсуждений. Ты должна порвать с этой ямой, у тебя вся жизнь впереди. 

Она смотрела на меня без веры, и я понимала ее скепсис. Мир не баловал ее бескорыстием. 

— У меня нечем заплатить вам. И выходить замуж за вашего Сергея я не стану. 

— Что за вздор! Я предлагаю кров, чтобы ты смогла нормально учиться. Сергей уезжает в командировку, а потом будет жить в своей квартире. 

Она переехала. Сначала робко, но постепенно расцветала на моих глазах. Когда звонила ее мать, я брала трубку и вежливо, но твердо обрывала попытки вернуть Катю в тот ад. 

— Мы навестим их, когда они придут в себя, — говорила я ей. 

— Зачем вы все это для меня делаете? — спросила она как-то вечером. 

— Если я скажу — по доброте душевной, ты поверишь? 

— Нет, — рассмеялась она. 

— Ладно. Мое детство прошло похоже. Только в деревне. — Я подбирала слова. — Мать однажды зимой ушла за водкой и не вернулась. Ее нашли на дороге... с полной бутылкой в руках. 

Мы больше не вспоминали об этом. 

В тот день Катя болела и осталась дома. Возвращаясь с работы, я увидела в прихожей знакомые ботинки Сережи. Он не предупреждал о визите. 

Я замерла в дверном проеме, прислушиваясь. И вдруг — ее смех. Звонкий, беззаботный, настоящий. Такой я ее никогда не слышала. 

Постояв мгновение, я бесшумно закрыла дверь и вышла на лестничную площадку. 

— Вернусь попозже, — прошептала я. 

Звук ее счастливого смеха еще долго звенел в моих ушах. И я почувствовала, что хотя бы одну душу удалось спасти от той тьмы, что когда-то чуть не поглотила меня саму.