– Ты должна бороться за мужа! – сказала свекровь, – иногда нужно проглотить обиду

Телефон молчал, но иконка с фото Маргариты Сергеевны предательски мерцала. Я перевернула устройство экраном вниз. Но тишина оказалась хуже — в ней слишком громко звучали мои мысли. Я все-таки взяла трубку. 

Пришло время определиться. Чтобы всё завершить, встреча с ним и его матерью была неизбежна. С Денисом я говорить не могла — рана была слишком свежа. А вот его мать… С ней всегда существовала чёткая дистанция, холодное взаимное уважение. Это казалось проще. 

— Арина, — начала она. — Покажись, пожалуйста. 

Он, конечно, всё ей рассказал. О ребёнке. О её будущей роли. 

Я молча перевела камеру на себя. В объективе увидела своё бледное отражение и её бесстрастное лицо. 

— Здравствуйте, Маргарита Сергеевна. 

Она ненавидела это обращение, ждала другого слова. Но как можно назвать мамой того, кто всегда смотрел на тебя сквозь призму своей семьи? 

— Ты как? — спросила она, и в этой формальности не было ни капли тепла. 

— Живу. 

— Денис очень беспокоится. Ты не отвечаешь на его сообщения. 

— Мне нечего ему сказать. 

— Он признаёт свою вину, — продолжила она, и её тон стал настойчивее. — Он говорит, это был миг слабости. 

— Миг, который длился полгода? — вырвалось у меня с усмешкой. — Нет, это не ошибка, это выбор. Я подам на развод. 

— Ты так легко сдаёшься? Брак — это битва. Иногда нужно переждать, затаиться. 

— Ради чего? Чтобы видеть каждый день, как он лжёт? 

— Чтобы родить ему ребёнка, — отчеканила Маргарита Сергеевна. — Его законного наследника. А не того, что ждёт та особа. 

В её логике была чудовищная, извращённая последовательность. 

— Вы предлагаете мне вступить в гонку? Соревнование за ложе вашего сына? 

— Я предлагаю тебе быть умнее. Простить. Иногда нужно проглотить обиду, чтобы сохранить то, что твоё. Я прошла через это. 

Я уставилась на неё. Эта женщина, монолитная в своей безупречности, пережила предательство? 

— Мой муж, отец Дениса, тоже имел увлечения на стороне, — произнесла она. — Одно из них оставило след. Мальчика. Он живёт в нашем доме. Мы говорим, что это племянник. Я каждый день вижу плод той измены. Я простила мужа. Но этого ребёнка — никогда. 

Меня охватил холод. Её история была не исповедью, а угрозой, искусно завуалированной под откровение. 

— Зачем вы мне это рассказываете? 

— Чтобы ты поняла: я знаю цену гордости. Она слишком высока. Если ты уйдёшь сейчас, ты проиграешь. Мы официально признаем того ребёнка. Дадим ему нашу фамилию. А ты останешься ни с чем. Подумай. 

Она отключилась. Я опустила телефон на колени. В тишине комнаты её слова эхом отдавались в висках. Она предлагала не примирение, а сделку. Стать частью этой системы, где любовь — валюта, а дети — разменные монеты. 

Я положила руку на ещё плоский живот. Внутри меня росло не наследство, не орудие в борьбе. Здесь билось крошечное сердце, мое и ничье больше. 

Решение, которое я считала окончательным, снова расползлось на тысячи осколков. Страх и отвращение боролись с инстинктом выживания. Маргарита Сергеевна была права в одном — мне действительно нужно было время. Не чтобы обдумать её предложение, а чтобы найти в себе силы его отвергнуть и выбрать путь, на котором я не перестану себя уважать. Пусть даже он будет самым трудным.