Тетя попрекала меня, что я до сих пор не замужем, а потом я узнала ее историю

— Лер, смотри, бабуля-то как сияет! — мама поправила вазу с пирогами на столе, застеленном вышитой скатертью. — Всю ночь пироги пекла, чтоб гостей удивить.

Я оглядела сад бабушкиного дома в Вологде — яблони с кривыми ветвями, грядки с клубникой, старый гамак между берёз. Запах дыма от мангала смешивался с ароматом сирени.

Типичная бабушкина идиллия», — подумала я, поправляя платье, которое тщетно пыталось скрыть пятно от вишнёвого варенья.

— Валерия! — тётя Лариса ворвалась в сад, размахивая бутылкой домашнего вина. Её ярко-рыжие локоны напоминали взрыв на фабрике перманента. — Тридцать один год, а всё в девицах ходишь! Когда уже жениха приведёшь?

Гости замерли. Дядя Петя перестал резать шашлык, двоюродная сестра Катя закатила глаза, а бабушка Тома нервно сглотнула компот. Даже воробьи на заборе замолчали.

— Тёть, может, выпьете чайку с мятой? — я нарочито сладко улыбнулась, указывая на самовар. — Говорят, успокаивает.

— Не уводи тему! — тётя шлёпнула ладонью по столу, отчего дрогнула тарелка с оливье. — Вон у Светки из соседнего подъезда уже третий ребёнок родился! А ты всё в своих… как их… блогерских делах копаешься!

Мой брат Макс, чьи руки были разукрашены новым тату с драконом, фыркнул:

— Тётя Лара, может, вы мне поможете? Хочу на спине портрет Путина в стиле трайбл сделать. Мама говорит, это “позор семьи”.

— Максим, не смеши! — бабушка Тома попыталась вручить ему тарелку с грибами в сметане. — Кушай лучше, а то худой как щепка!

Но тётя Лариса была неумолима:

— Лерка, ты пойми — мужики как автобусы! Пропустишь один — следующий через полчаса. А в твоём возрасте… — она драматично вздохнула, — это уже не автобусная остановка, а свалка старых покрышек!

— Лариса, хватит! — мама встала, опрокинув стул. Её голос дрожал, как осиновый лист на ветру. — Твои два развода — не повод Лере жизнь ломать!

Тишину разрезал звон разбитого стакана. Бабушка Тома, обычно тихая как мышь, вдруг заговорила скрипучим шёпотом:

— Лара… помнишь, как ты в 90-е с тем гитаристом сбежала? Я тогда ночь на вокзале просидела, чтоб тебя найти. Может, потому и женихов твоих “отпугивала” — боялась, опять в беду вляпаешься…

Тётя побледнела, словно её обрызгали молоком.

— Так вот оно что! — она вскочила, задрав подол сарафана. — Ты мне всю жизнь мстила за свою несчастную любовь к деду!

В этот момент дядя Петя неловко закашлялся:

— Может, споём “Многая лета” бабушке? А то торт уже плавится на солнце…

Но поздно. Тётя Лариса, рыдая, выбежала в дом, хлопнув дверью так, что с полки свалилась фарфоровая курочка — подарок 1987 года.

— Ничего, — бабушка дрожащей рукой налила мне компот, — в нашей семье всегда так. В 1965-м мой брат Васька на свадьбе тёще борщ в платье вылил. Зато теперь легенда!

К вечеру, когда гости разъехались, а мы с мамой мыли гору посуды, я услышала за спиной:

— Лер… — бабушка присела на табурет, держа в руках альбом с пожелтевшими фото. — Вот я в твои годы… — она ткнула пальцем в снимок, где молодая Тома стояла у трактора, — трижды замуж собиралась, да всё некогда было — то урожай спасать, то корову принимать…

Она вдруг засмеялась, и морщинки вокруг глаз сложились в паутинку:

— А потом встретила деда — он мне букет репейника подарил! Сказал: “Томка, ты как этот цветок — с колючками, зато полезная”.

Я обняла её пахнущее ванилью и сеном плечо. За окном лаяли соседские собаки, а где-то вдалеке гудел поезд — тот самый, что когда-то увозил тётю Ларису от гитариста. И я поняла: наша семья — как этот старый бабушкин дом. Трещины в фундаменте, облупившаяся краска, зато в каждой щели — истории. Страшные, смешные, нелепые. Но наши.

— Бабуль, — я взяла последний пирог с брусникой, — а если я всё-таки замуж не выйду?

— Да хоть в монастырь иди! — она хлопнула меня полотенцем по спине. — Только пироги с капустой научись печь — у монашек рецепт отменный!

Мы рассмеялись, и эхо нашего смеха унеслось в вологодскую ночь, где звёзды мерцали, как забытые конфетти после праздника.