Сын не захотел общаться с бабушкой, когда ощутил себя пустым местом в ее глазах

Мой сын объявил, что больше не желает общаться с бабушкой, ровным, бесстрастным тоном, будто отказывался от старого свитера, и ушел в свою комнату. Я сидела, сжимая в ладони мобильный, на экране которого светилось сообщение от Людмилы Семёновны: она скучала по Маркуше и просила о встрече. 

Внутри всё оборвалось. Казалось, этот вопрос был решён много месяцев назад. 

...Пять лет назад мой супруг стал пропадать на совещаниях, а его вещи начали пахнуть незнакомым парфюмом. Я всё поняла ещё до того, как получила подтверждение. Не найдя в себе сил забыть предательство, я упаковала его чемоданы. Он не огорчился, а будто воспрял духом, сказав, что рад отсутствию истерики. И ушёл, не зайдя даже к сыну. 

Марку тогда только исполнилось восемь. Он неподвижно стоял на балконе, а после спросил, будет ли папа теперь жить с нами. Я соврала, что он вернётся, но не сейчас. Так и случилось. 

С отцом Марку, определённо, не повезло. Зато его бабушка, Людмила Семёновна, оказалась иной. Сразу после нашего расставания она стала навещать нас чаще. Она твёрдо заявляла, что Марк — её кровь, и ничто это не изменит. Она забирала его из гимназии, устраивала маленькие приключения, дарила конструкторы. Между нами возникла особая близость. Как-то раз я, смахивая слезу, призналась, что она для меня роднее иной родни. Она отозвалась, что просто выполняет свой долг, но глаза её улыбались. 

Всё изменилось, когда у Дмитрия появилась другая семья и родился мальчик. Наше общение стало угасать. Людмила жаловалась по телефону, что малыша ни на минуту не оставишь, и что у неё совсем нет сил. Я понимала её, но в какой-то миг осознала, что это только мы звоним, напоминаем, приглашаем. Бабушка лишь снисходительно отвечала. 

Нашу последнюю встречу я запомнила в деталях. Мы с Марком выбирали яблоки на рынке, когда узнали её раскатистый, беззаботный смех. Она стояла там в элегантном пальто, рядом суетился Дмитрий с ребёнком на плечах. Людмила весело разговаривала с семьёй, но, безусловно увидев нас, предпочла сделать вид, что мы незнакомцы. В этот момент Марк отступил на шаг. 

— Всё ясно, — тихо произнёс он. — Пошли отсюда. 

Мне захотелось подбежать к ней, крикнуть, но Марк уже развернулся и пошёл к выходу. С того дня он ни разу не спросил о бабушке. 

Я так и не ответила на её сообщение. Прошло несколько дней, и коллега невзначай сообщила, что у Дмитрия опять кризис и его новая семья уезжает. В голове мгновенно сложилась картинка: бабушка внезапно вспомнила о первенце. 

Когда Людмила Семёновна позвонила, её голос звучал робко. Она сказала, что хочет навестить Марка, объясниться и вернуть всё, как было. Я спокойно ответила, что уже говорила с ним, и он не хочет встречи. 

Она начала настаивать, утверждая, что он просто дуется, и что я, как мать, могла бы уговорить его. Но я твёрдо прервала её, сказав, что он не дуется, а просто вырос без её участия, пока она забывала о его существовании и отворачивалась на рынке. 

— Я просто... хочу исправить ошибку. 

— Поздно, — парировала я. — Он принял решение самостоятельно. Вы тоже его приняли, когда гуляли с новой семьёй и сделали вид, что мы пустое место. 

Она замолчала, и я, попрощавшись, положила трубку. Марк, немного помолчав, тихо сказал: «Мам... Спасибо». В его глазах читалась лёгкая грусть, но я знала — он справится. 

Позже, перебирая старые вещи, я наткнулась на фотографию: маленький Марк, обнимающий Людмилу на фоне новогодней ёлки. Когда-то этот снимок был моим талисманом. 

— Мам, оставь, — негромко сказал Марк. — Пусть лежит. Было же и хорошее. 

Я убрала фотографию обратно в коробку. В этот миг мой сын показался мне не по годам зрелым. Он учился жить с болью, не ожесточаясь.