Свекровь несколько лет спаивала моего бывшего мужа, а теперь просит о помощи

Звонок от неё застал меня за поливкой кактусов. Голос на том конце был еле слышен, будто она говорила через марлевую повязку:  

— Лера, он… он не встаёт третий день. Помоги.  

Я поставила лейку.  

— Вы забыли, Ирина Степановна? Мы с вашим сыном развелись два года назад.  

Тишина. Потом шёпот:  

— Но ты же… ты всегда пыталась его остановить.  

Остановить. Как будто он был поезд, а не человек.  

Первые бутылки я нашла в гараже, через полгода после свадьбы. Денис тогда обнял меня с порога, пахнущий дешёвым коньяком:  

— Мама привезла гостинец, выпей со мной!  

— Ты же обещал бросить, — отстранилась я.  

Ирина Степановна, разогревая на кухне борщ, буркнула:  

— Мужику расслабиться иногда надо. Не будь стервой.  

В ночь, когда он разбил фарфоровую лампу — подарок моей покойной бабушки, — я собрала чемодан. Свекровь вцепилась в ручку:  

— Куда? Семью бросаешь?  

— Семья — это когда спасают, а не топят! — вырвала сумку.  

Денис валялся на полу, всхлипывая:  

— Мам, она… она меня не любит…  

* * *  
— Он не ест, — всхлипнула сейчас Ирина Степановна. — Говорит, что ты придёшь, если он умрёт…  

Я посмотрела на свои руки — те самые, что когда-то вытаскивали из ванны его синюшное тело, пока свекровь орала: «Не трожь! Сама разберусь!»  

— Вы помните, как спрятали все бутылки, когда я вызвала нарколога? — спросила я ровно. — Как говорили, что я предательница, потому что «выношу сор из избы»?  

Она закашлялась — сухо, по-стариковски.  

— Тогда… тогда я думала…  

— Вы думали, что спасаете. А теперь он гниёт заживо, и вам страшно одной убирать этот сор.  

Квартира Дениса пахла плесенью и ацетоном. Ирина Степановна, сгорбившаяся вдвое за эти годы, ковыляла впереди:  

— Вчера… вчера принёс из магазина. Я не успела спрятать.  

На кухне, среди горы пустых банок из-под тушёнки, стояла бутылка «Ягермайстера». Ровно такая же, какую она подарила нам на годовщину.  

Денис лежал лицом к стене, прикрывшись курткой вместо одеяла. Когда я села на край дивана, он прохрипел:  

— Ты… как я…  

— Живая, — перебила я. — В отличие от тебя.  

Он зарыдал, уткнувшись лбом в стену. Ирина Степановна запричитала на пороге:  

— Я чайник поставлю? Может…  

— Уходите, — не оборачиваясь, сказала я.  

Она сидела на лавке у подъезда, сжимая в руках платок. Когда я вышла, вскочила:  

— Ну что? Он…  

— Вызвала бригаду. Они заберут его на детокс.  

— Но… но он же не захочет! — её глаза округлились.  

Я достала из сумки бутылку «Ягермайстера», которую вынесла из квартиры. 

— Выбор за вами. Или сейчас его заберут или давайте ему это и дальше. 

— Ты… ты не можешь так! — она попыталась вырвать бутылку.  

— Могу. Потому что я больше не ваша невестка.  

Когда бригада уехала, Ирина Степановна поплелась домой. Я пошла в другую сторону. До дома шла пешком, дыша полной грудью.