Родня решила уехать из дома без благодарности, но не ожидала слов хозяйки

День выдался по-летнему жарким, и Нина с самого утра металась по дому, готовясь к приезду родственников. То и дело вытирала испарину со лба, поправляла выбившиеся из-под платка седые пряди. Варила, жарила, раскладывала по тарелкам угощения – всё должно быть как в лучших домах. Душа пела от предвкушения встречи: как-никак, два года не виделись.

Их машина появилась во дворе ближе к вечеру, когда солнце уже начало клониться к закату. Сначала донёсся звук клаксона – три коротких, весёлых сигнала, от которых у Нины ёкнуло сердце. Потом послышался шум голосов, смех, и вот уже в дверь забарабанили нетерпеливые кулачки внучатых племянников.

– Тётя Нина! Открывай скорей!

Едва она распахнула дверь, как в прихожую ворвался целый поток – сумки, чемоданы, объятия, поцелуи, восторженные возгласы. Племянница Света – всё такая же красавица, только немного располнела после третьих родов. Её муж Андрей – подтянутый, загорелый, в модной футболке. Трое их ребятишек, которые с порога принялись носиться по дому, исследуя каждый уголок. Следом – младшая племянница Катя с мужем, чинные, городские, но тоже улыбаются во весь рот.

– Ниночка! – Света с разбегу обняла её, прижалась щекой к щеке. – Как же мы соскучились! Ты всё такая же – совсем не меняешься!

– Проходите, проходите, – засуетилась Нина, отступая в сторону. – Сумки вон туда ставьте, в зале места всем хватит.

Вещи полетели в угол прихожей – небрежно, как дома. Нина только улыбнулась: "Как дома – это же хорошо". Её взгляд скользнул по чемоданам, по разбросанным тут же детским курточкам, и в груди разлилось тепло. Когда в последний раз в доме было так шумно и весело?

– А у нас тут... – начала она, но её уже никто не слушал.

– Мам, смотри, у тёти Нины такой же сервант, как у бабушки был! – крикнула откуда-то из глубины дома старшая девочка.

– Ой, а пахнет как вкусно! – Катя уже заглядывала на кухню. – Тёть Нин, ты всё такая же хлебосольная!
Нина засуетилась, бросилась накрывать на стол. Руки слегка дрожали от волнения – хотелось, чтобы всё было идеально. Достала праздничную скатерть, любимые тарелки, те самые, с золотой каёмочкой, что берегла для особых случаев.

Вечер полетел как одно мгновение. За столом не смолкали разговоры – о детях, о работе, о том, как изменился их родной городок. Вспоминали бабушку Веру – царствие ей небесное, – её фирменные пироги, которые она пекла по праздникам. Света со смехом рассказывала, как в детстве они с Катей стащили банку варенья и спрятались с ней на чердаке.

– А помнишь, тёть Нин, как ты нас тогда искала? – смеялась она, подкладывая себе салат. – Весь дом на уши поставила!

– Как не помнить, – улыбнулась Нина, глядя, как уплетают гости её угощение. – Вы же маленькие совсем были, я перепугалась...

Младший племянник, трёхлетний Димка, уже задремал прямо за столом, уронив голову на руки. Нина осторожно погладила его по вихрастой макушке – точь-в-точь как его мама в детстве.

Только к полуночи начали расходиться по комнатам. Нина постелила всем свежее бельё, достала из шкафа дополнительные подушки и одеяла. Света с мужем и детьми разместились в большой комнате, Катя с мужем – в маленькой, где раньше была её швейная мастерская.

– Ложитесь, отдыхайте с дороги, – хлопотала она вокруг них. – Если что нужно – зовите, не стесняйтесь.

Уже засыпая в своей комнате, Нина слышала приглушённые голоса, детский смех, шорохи. Дом словно ожил, наполнился теплом и уютом. Она прикрыла глаза, и губы сами собой расплылись в счастливой улыбке. Как же хорошо, когда в доме гости! Как хорошо, когда рядом родные люди...

Засыпала она под далёкий шёпот племянниц, доносившийся из-за стенки, и впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему нужной.

Первые дни пролетели как в тумане. Нина вставала чуть свет – привычка, выработанная годами, – и принималась за дела. Готовила завтрак, убирала разбросанные по дому вещи, стирала, снова готовила. Выходные незаметно перетекли в будни, и постепенно стало проявляться то, чего она поначалу не замечала.

В то утро она проснулась от громкого детского смеха и звона посуды на кухне. Часы показывали начало девятого. "Надо же, проспала", – мелькнула тревожная мысль. Наскоро накинув халат, она поспешила на кухню – и замерла в дверях.

Кухня, её идеально чистая кухня, напоминала поле битвы. На столе – горы грязной посуды, крошки, пролитый кофе. Света с мужем и Катя сидели за столом, увлечённо обсуждая планы на день. Димка с сестрой гонялись друг за другом вокруг стола, то и дело задевая стулья.

– Доброе утро, – негромко сказала Нина.

– А, тёть Нин! – Света подняла голову от телефона. – А мы тут уже позавтракали. Дети так рано проснулись, просто умирали с голоду. Нашли в холодильнике колбасу, сыр... Ты же не против?

"Против чего? – подумала Нина. – Против того, что это была последняя колбаса, купленная на мою скромную пенсию?"

– Конечно, не против, – улыбнулась она вместо этого. – Как спалось?

Но ответа не дождалась – Катя как раз рассказывала что-то захватывающее про свою начальницу, и все внимательно её слушали. Нина начала молча собирать со стола тарелки. С каждой минутой её движения становились всё более резкими, но никто этого не замечал.

К вечеру того же дня ситуация повторилась. Вернувшись с прогулки, родственники устроили чаепитие. Нина зашла в кухню – и снова наткнулась на гору немытой посуды в раковине. На плите застыли брызги от кипячёного молока, на столе – следы от чашек.

– Ой, тёть Нин, – Катя виновато улыбнулась, заметив её взгляд. – Мы тут немного... Я попозже уберу, ладно? Просто сейчас такой сериал интересный начинается...

"Попозже" не наступило ни через час, ни через два. После сериала Катя с мужем ушли гулять, а Света укладывала детей. Нина снова осталась наедине с грязной посудой и своими мыслями.

Она механически намыливала тарелки, а в голове крутились воспоминания. Вот маленькая Света помогает ей лепить пельмени... Катя старательно вытирает посуду, встав на табуретку... Когда же всё изменилось? Когда они стали воспринимать её заботу как должное?

Дни потекли по одному сценарию. Нина готовила – гости ели. Она убирала – они создавали новый беспорядок. Её вещи незаметно перекочёвывали с привычных мест куда-то в неизвестность. Любимая чашка оказалась с отбитой ручкой – "Ой, это Димка случайно, он не хотел". Банка любимого варенья опустела за один вечер – "Тёть Нин, у тебя такое вкусное варенье, мы не удержались!"

Она всё чаще ловила себя на том, что устала. Устала улыбаться, устала делать вид, что всё в порядке. Каждое утро, глядя в зеркало, она видела, как углубляются морщинки вокруг глаз, как плечи словно придавливает невидимым грузом.

А потом случилось то самое утро. Нина проснулась от звона посуды и громких голосов. Войдя на кухню, она увидела привычную картину: гора грязных тарелок в раковине, крошки на столе, пятна от кофе. Света с Катей, удобно устроившись за столом, обсуждали предстоящий поход по магазинам.

– А может, тётю Нину с собой возьмём? – предложила Катя, помешивая кофе в чашке – той самой, с отбитой ручкой.

– Да ну, – махнула рукой Света, – что ей там делать? Ей же надо обед приготовить. Правда, тёть Нин?

Нина стояла в дверях, чувствуя, как внутри что-то медленно, но неотвратимо меняется. Она смотрела на своих племянниц – любимых, родных, – и впервые видела их другими глазами. Как они сидят в её кухне, пьют её кофе, используют её дом как бесплатную гостиницу... И даже не замечают её саму.

Она молча начала убирать со стола, привычно гремя посудой. Но что-то надломилось в её душе, что-то безвозвратно изменилось. Теперь оставалось только ждать, когда эта перемена прорвётся наружу.

Две недели пролетели незаметно. В то утро Нина проснулась от необычного шума – звука выдвигаемых чемоданов и суетливой беготни. Она лежала, прислушиваясь к голосам за стеной, и чувствовала, как сердце начинает биться чаще. Они уезжают. Вот так просто уезжают, даже не предупредив её накануне.

Накинув халат, она вышла в коридор. Света с мужем уже паковали чемоданы, дети носились вокруг с игрушками, Катя заканчивала макияж перед зеркалом в прихожей.

– А, тёть Нин, – бросила Света через плечо, запихивая в сумку какие-то вещи. – Мы тут собираемся потихоньку. Андрею на работу надо, отпуск заканчивается.

Нина стояла, опершись о стену. В голове крутились десятки вопросов: "Почему не предупредили? Почему собираются, как воры? Почему за две недели ни разу не спросили, не тяжело ли мне? Не устала ли я?"

– Димка, не забудь свой самолётик! – крикнула Света. – И куртку возьми, в машине прохладно!
Нина смотрела, как племянница командует, как ловко управляется с вещами, и вдруг поняла – они вот так же легко укладывали вещи и до этого. В других домах, у других родственников. Останавливались, жили, уезжали... И нигде не пускали корни, не привязывались по-настоящему.

– Ну, мы готовы, – объявила Катя, защёлкивая косметичку. – Вызвала такси, через пять минут будет.

– Пора, – кивнул Андрей, поднимая чемоданы.

И тут Нина почувствовала, как что-то внутри неё ломается. Как тонкая корочка льда на весенней реке – с тихим, но отчётливым хрустом.

– И это всё? – её голос прозвучал неожиданно громко в утренней суете. – Просто "пора"?

Все замерли. Света с недоумением обернулась:

– Ты о чём, тёть Нин?

– О чём? – Нина почувствовала, как дрожат руки, но голос оставался твёрдым. – О том, что вы две недели жили в моём доме. Ели то, что я готовила. Спали на моих простынях. Пользовались всем, чем хотели. И даже спасибо сказать не собираетесь?

– Ой, ну ты чего... – протянула Катя. – Конечно, спасибо! Мы же родня, чего ты...

– Родня? – Нина горько усмехнулась. – Родня помогает друг другу. Родня замечает, когда человек устал. Родня хотя бы спрашивает, не нужна ли помощь!

Её голос становился всё громче. Годами копившаяся обида наконец прорвалась наружу:

– Вы хоть раз, хоть один раз за эти две недели помогли мне убрать? Помыть посуду? Приготовить обед? Вы видели, в каком состоянии оставляли кухню каждый день? Как разбрасывали вещи? Как относились к моему дому?

Света нервно дёрнула плечом:

– Да ладно тебе, тёть Нин, чего ты завелась? Подумаешь, посуда немытая...

– Не в посуде дело! – Нина почувствовала, как предательски защипало в глазах. – А в том, что вы меня... меня саму не замечали! Я для вас была кем? Прислугой? Поваром? Горничной? Бесплатным пансионатом?

В прихожей повисла тяжёлая тишина. Было слышно только тяжёлое дыхание Нины и шуршание куртки маленького Димки, который испуганно прижался к матери.

– Мы... мы не хотели... – начала было Катя, но Нина перебила её:

– Конечно, не хотели. Вы просто не думали. Вам было удобно. Удобно приехать, пожить на всём готовом и уехать. А я... я ведь ждала вас. Готовилась. Радовалась. Думала – вот, родные люди приедут...

Её голос дрогнул, но она взяла себя в руки:

– А вы даже уехать по-человечески не можете. Собрались тихонько, пока я сплю. Думали, так проще будет? Без лишних разговоров?

– Тёть Нин... – Света шагнула к ней, но Нина отступила:

– Не надо. Просто... просто уезжайте. Раз уж собрались. Только знайте – больше так не будет. Я вас люблю, вы мне родные. Но я не вещь, которой можно пользоваться.

За окном просигналило такси. Все засуетились, хватая сумки, торопливо обуваясь. Катя попыталась обнять Нину на прощание, но та стояла неподвижно, глядя куда-то поверх их голов.

– Пока, тёть Нин, – пробормотала Света уже в дверях. – Мы это... позвоним...

Нина молча смотрела, как они спускаются по лестнице. Как укладывают вещи в машину. Как машина отъезжает от дома. Внутри было пусто и одновременно легко, словно она сбросила тяжёлый рюкзак, который носила много лет.

Нина закрыла дверь и несколько минут стояла, прислонившись к ней спиной. В квартире царила непривычная тишина – та самая, которая наступает после грозы. Где-то на кухне мерно капала вода из крана, тикали старые часы в зале, но эти звуки только подчёркивали безмолвие опустевшего дома.

Она медленно прошла по комнатам, отмечая следы двухнедельного пребывания родственников: скомканное покрывало на диване, забытая детская игрушка под столом, пустые кружки на подоконнике. В другое время она бы тут же бросилась наводить порядок, но сейчас... Сейчас ей хотелось просто посидеть в тишине.

На кухне Нина машинально сняла с плеча старенький платок – тот самый, в котором хлопотала по хозяйству все эти дни. Повертела его в руках, разглядывая потёртости на краях, выцветший узор. Сколько лет она носила его? Сколько лет играла роль заботливой тёти, готовой всё стерпеть, всё простить?

Чайник щёлкнул, закипев, и она очнулась от раздумий. Достала из серванта свою любимую чашку – старую, с нежным цветочным рисунком. Не ту, с отбитой ручкой, а другую, которую прятала от гостей в дальний угол. Заварила чай, как любила – с чабрецом и мятой, села у окна.

За окном медленно просыпался двор. Соседка напротив выгуливала свою таксу, дворник неспешно подметал дорожки, на лавочке у подъезда грелись на солнышке пенсионерки. Обычное утро обычного дня. Но для Нины всё было иначе.

Она поймала своё отражение в оконном стекле и не сразу узнала себя. Куда делась суетливая, вечно угождающая всем женщина? Словно другой человек смотрел на неё из зеркальной глубины – спокойный, с прямой спиной и ясным взглядом.

– Ты молодец, – тихо сказала она своему отражению. – Ты всё правильно сделала.

Отхлебнула чай и улыбнулась, вспомнив растерянные лица племянниц. Может, теперь они поймут. А может, и нет – это уже не её забота. Главное, она сама наконец поняла что-то важное о себе.

Нина встала, подошла к окну. Утреннее солнце заливало кухню тёплым светом, играло в чайной ложке, рисовало узоры на стене. Она распахнула форточку, и свежий весенний ветер ворвался в комнату, принося запахи пробуждающегося города.

Надо было убрать разбросанные вещи, навести порядок, но всё это могло подождать. Сейчас ей хотелось просто стоять здесь, у окна, чувствуя, как внутри разливается удивительное спокойствие. Словно она наконец сбросила тяжёлый груз, который тащила на себе годами.

"Интересно, позвонят ли?" – мелькнула мысль, но тут же растаяла. Это больше не имело значения. Важно было другое – она наконец научилась говорить "нет". Научилась уважать себя. И если родные захотят приехать снова...

Нина улыбнулась, представив будущую встречу. О, теперь всё будет иначе. Она всё так же будет любить их – своих непутёвых, взбалмошных племянниц, их мужей, детей. Но больше никогда не позволит садиться себе на шею. Для этого она слишком себя уважает.

Она прошла в зал, по пути захватив веник и совок. Пора было наводить порядок – теперь уже в своём доме, для себя. В открытую форточку влетел лепесток с цветущей во дворе яблони и опустился на подоконник. Нина бережно взяла его, поднесла к лицу. Пахло весной, обновлением и... свободой.

В дверь позвонили – соседка наверняка, зашла узнать, уехали ли гости. Раньше Нина бы заторопилась открывать, бросив всё. Но сейчас она спокойно поставила веник в угол, выпрямила спину и неспешно пошла к двери. Теперь она точно знала: спешить некуда. Её время принадлежит только ей.