– Почему ты не делишься деньгами с продажи квартиры? – возмущалась свекровь, рассчитывая, что ей перепадет

Солнечный зайчик дрожал на столе, запутавшись в вазочке с вареньем. Я смотрела, как он прыгает по ложке, стараясь не встречаться глазами со свекровью. Но её голос, словно нож по стеклу, врезался в тишину.

— Почему ты не делишься деньгами с продажи квартиры? — Марина Степановна ударила ладонью по скатерти, заставив звякнуть чашки. — Мы же семья! Или ты считаешь, что твои кровные важнее нашего благополучия?

Мой взгляд скользнул по её новому платью с кружевными манжетами — темно-синее, из дорогого магазина в центре. «На пенсию такое не купишь», — мелькнуло в голове. Квартиру родителей я продала три недели назад. Свекровь узнала первой.

— Мама, это деньги за мамину квартиру, — тихо начала я, сжимая под столом холодные пальцы. — Они нужны на учебу Алисы... В медицинский дорого, а стипендии там мизерные.

— Учеба! — отчеканила она, откидываясь на стуле. — Девчонка замуж выскочит через пару лет, зачем ей институт? А вот мне операция нужна! Сердце шалит, ты же знаешь. Или ты ждешь, чтобы я поскорее освободила вам место?

Губы онемели от обиды. Её «шалящее сердце» всегда давало о себе знать в нужный момент: когда мы покупали машину — ей срочно требовался новый кардиостимулятор (который так и не появился), когда родилась дочь — дорогущие анализы в частной клинике. Деньги растворялись, как дым, оставляя после себя чувство, будто тебя обокрали.

— Вы же получали от нас помощь, — попробовала я, но она перебила, ударив кулаком в грудь:
— Помощь?! Ты называешь эти копейки помощью? Я сына вырастила, дом содержала, а теперь должна клянчить у невестки, как нищая!

Стеклянная дверь балкона дрогнула от порыва ветра. Именно здесь, на этой кухне, пять лет назад мы с Димой подписывали договор купли-продажи. Его мать тогда молчала, щёлкая семечки. Но когда узнала, что квартира досталась мне от родителей, её будто подменили.

— Дима тоже считает, что ты жадничаешь, — бросила она, играя бровью.

Муж молчал всё это время. Его молчание раздражало.

— Это мои деньги, Марина Степановна, — я старалась не кричать. — Папа с мамой копили на ремонт, когда их... — комок подкатил к горлу. Автобус, гололед, больница, где папа так и не открыл глаза. — Они мечтали, чтобы Алиса стала врачом. Это их воля.

Свекровь вскочила, ткнула в меня пальцем:
— Ты эгоистка! Мы тебе чужие, да? Ну и живи со своими деньгами! Увидишь, как Дима тебя простит!

Дверь хлопнула. Дима медленно поднялся.
— Могла бы дать хоть часть, — пробормотал он, надевая куртку. — Мать же не попросит просто так.

Когда за ним закрылась дверь, я открыла банковское приложение. Ровно половина от суммы продажи была переведена на тайный счет Алисы. Вторая половина лежала в конверте в тумбочке. Синие буквы на белом: «Клиника "НейроВита" — лечение посттравматического синдрома». Диагноз, который муж скрывал два года, пока ночные кошмары не стали будить весь дом.

Свекровь никогда не поймет, что деньги бывают разными. Одни — липкие, как паутина, опутывающие долгами. Другие — хрупкие, как крылья бабочки, несущие чью-то мечту. Я провела пальцем по номеру клиники на конверте. Завтра позвоню.

А пока достала телефон, набирая сообщение Алисе: «Собирай документы в мед. Поступишь — бабушка будет гордиться».