– Не понравилось? – взяла тарелку мужа и выбросила всю еду в мусорное ведро

Дождь стучал в окно, а на нашей кухне пахло розмарином и запечённой грудинкой. Я старалась изо всех сил. Три часа мариновала, следила за температурой, готовила соус из вишни. Пригласили деверя с женой. 

Муж вошёл, шумный, размахивая бутылкой, и сразу потянулся к блюду. 

— Опять твои эксперименты, Лариса? — Он отломил кусок, медленно прожевал, делая театральную паузу. — Суховато. И кислятина какая-то. Ребята, простите уж, моя супруга — художник, а не повар. Придётся запивать больше!

Гости потупили взгляды. Я посмотрела на его самодовольное лицо. 

— Не понравилось? — спросила спокойно. 

— Да брось, дорогая! — Он хлопнул меня по плечу, и добавил, обращаясь к брату. — Я ей правду говорю! Нечего обижаться! 

Я молча подошла к столу, взяла его тарелку и, не говоря ни слова, выбросила всё в ведро. 

— Ты с ума сошла?! — Денис вскочил, и жилы на шее набухли. 

— С этого дня, — сказала я, — ты кормишь себя сам. Всегда. 

Наутро он носился по квартире, грохочу кастрюлями. 
— Где мой завтрак? Через полчаса на объект! — он стоял в дверях спальни, красный от злости. 

— Крупа в шкафу, яйца в холодильнике, — не отрываясь от книги, ответила я. 

— Ты что, совсем? — он вырвал у меня роман и швырнул его в стену. — Я пашу как вол! Ты обязана меня кормить! 

Я поднялась и встретилась с ним взглядом. В моей тишине было больше силы, чем в его крике. 

— Твоя зарплата утекает на твой мотоцикл и бар. Квартиру содержу я. Обязанность моя кончилась вчера. Голоден — вари пельмени. 

Он онемел от ярости. Его мир, где я была частью интерьера, дал трещину. 

— Пожалеешь! — просипел он, уходя. — Ни копейки не увидишь! 

— Я и не прошу, — напомнила я ему. — Дверь закрой. 

Вечером явилась Валентина Петровна, свекровь. Лицо строгое. 

— Лара, что за безобразие? Сын говорит, ты его не кормишь! 

Я ела свой ужин — салат с тунцом и авокадо. 

— Садитесь, Валентина Петровна. Расскажу. 

Я рассказала. Без эмоций. Про грудинку, про его шутки, про годы мелких унижений. Она слушала, не перебивая. Денис ерзал сзади. 

— Мам, да она всё перевирает! Я же по-доброму! 

— Молчи, — отрезала свекровь. Она посмотрела на пустую плиту, на мой спокойный взгляд, и её лицо изменилось. — Мой муж, его отец, тоже «по-доброму» шутил. Пока я не выгнала его с чемоданом. Ты — вылитый он. 

— Ты против родного сына?! — взревел Денис. 

— Я за правду, — холодно сказала она. И повернулась ко мне. — Ларис, прости моего невоспитанного мальчишку. А я зайду в четверг, если позволишь, на чай. 

Он продержался неделю. Потом сменил замок. Встретил меня на породе с сумками. 

— Не нравится? — ухмыльнулся он. — Обратно пущу, когда извинишься и сваришь суп. А пока — гуляй. 

Я достала телефон. 

— Ты в курсе, что это моя квартира? Ты здесь просто прописан. 

— В браке всё пополам! — закричал он. 

— Разве что криво повешенная тобой полка, — я набрала номер. — Полиция? Мне нужна помощь. Муж не пускает меня в собственную квартиру. 

Он побледнел. Проблемы с законом были ему не нужны. 
— Ладно... открываю, — пробормотал он. 

Он собирал вещи в ярости. Я наблюдала с порога, чувствуя, как с души спадает тяжёлый груз. 

— Одинокой и нищей сдохнешь! — крикнул он уже с лестницы. 

— Зато свободной, — ответила я и закрыла дверь. 

Телефон вибрировал. Сообщение от Валентины Петровны: «Молодец. Держись. Приду, если надо». 

Сейчас у меня своя маленькая кондитерская. «Сладкая история Ларисы». Сегодня ко мне зашла свекровь с маленькой внучкой, племянницей Дениса. 

— Пахнет волшебством! — закричала девочка. 

Мы сидели за столиком, пробовали новый чизкейк. 

— Как он? — спросила я. 

— Живёт пока у меня, — вздохнула Валентина Петровна. — С работы уволился после ссоры с начальством. Питается чем попало. Пытался встречаться, но долго никто не выдерживает. Говорят, вечно всем недоволен и скупой. 

Я смотрела на улицу, где кружились первые снежинки. Моя жизнь теперь была наполнена другим теплом — от печи и тихим удовлетворением от собственного выбора. 

— Знаете, — сказала я, — я ему даже благодарна. Без того вечера я бы так и не узнала вкус своей собственной жизни. 

— А торт этот — просто божественен, — улыбнулась свекровь. — И видно, что испечён с душой. Для себя. 

Я кивнула. Да. Впервые — для себя.