Мы отказались от школьных обедов, а классная руководительница решила отыграться на ребенке

С младенчества мой сын был маленьким нехочухой. Аппетит у него отсутствовал напрочь, каждую ложку каши или пюре приходилось буквально вкладывать в его упрямо сомкнутые губки. Он скорее соглашался терпеть голод, чем проглотить хоть кусочек того, что вызывало у него неприятие. 

Эта борьба за каждую калорию продолжилась, когда он пошел в первый класс. На собраниях нам, родителям, расписывали, что в учебном заведении налажено прекрасное питание. Шеф-повар лично следил за сбалансированностью рациона. Увы, мой мальчик возвращался домой бледный и зверски голодный, хоть я и вносила плату за обеды ежемесячно. 

Тогда я начала собирать ему провизию самостоятельно. В контейнер клала то, что он точно не станет отвергать: хрустящие овощи, сыр, домашние сухарики с пряностями. Теперь в перерыве он подкреплялся тем, что ему нравилось. От услуг школьной столовой мы официально отказались. 

— Хорошо, предоставьте, пожалуйста, соответствующее заявление. В произвольной форме. 

Вскоре и другие ребята из его класса обратили внимание на разноцветные контейнеры Матвея. Первым последовал наш примеру его лучший друг Степан, а под конец четверти с десяток ребят носили с собой такие же ланч-боксы. Коллективное питание в столовой было ими дружно проигнорировано. 

Анна Викторовна, заметив эту тревожную, по ее мнению, тенденцию, устроила нам, родителям, настоящий разнос. 

— Вы понимаете, что творите? — возмущалась она. — В тепле, внутри ранцев, сэндвичи и фрукты моментально портятся! Одно пищевое отравление — и мы будем разбирать последствия всем педсоветом! Где гарантия, что ваши дети моют ладони перед едой? Они жуют холодную пищу, а это вредно для желудка! Не лучше ли довериться профессионалам? 

Всю четверть я с тревогой наблюдала за дневником Матвея. По его любимому предмету — литературе, которую как раз вела Анна Викторовна, у него вдруг посыпались четверки, а затем и тройки. Это было странно, ведь он всегда зачитывался книгами и легко анализировал тексты. Я проверяла его, все было отлично, но в графе «Оценка» красовалась жирная «3», а на полях учительский почерк выводил: «Не раскрыта тема», «Поверхностно». 

Я решила поговорить с ней после уроков, надеясь понять, в чем дело. Учительница холодно посмотрела на меня поверх очков. 

— Ваш сын не проявляет должного усердия. Он выполняет задания плохо. Чего вы вообще от меня хотите? 

Я попыталась возразить, что он много читает и готовится. 

— Чтение и глубокий анализ — разные вещи, — отрезала она. — Он не желает вникать в программные требования. 

И тут до меня вдруг дошло. Это была месть. Месть за те самые ланч-боксы, за подорванную школьную статистику. Ее ледяной тон, презрительная ухмылка, когда она говорила о «программных требованиях» — все складывалось в единую картину. Она намеренно занижала ему оценки, выставляя его неумехой. 

Что же мне теперь предпринять? Идти к директору? Но она, конечно, встанет на защиту коллеги, сославшись на ее профессиональное мнение. Оспаривать каждую тройку? Это бесконечная война, которая только измотает и меня, и сына. Оставить все как есть? Не могу я позволить, чтобы моего ребенка топили из-за такой нелепой, абсурдной причины. Кто бы мог предположить, что обычный контейнер с едой обернется такой холодной, тихой войной, где оружием служит оценка учителя.