Мы хотим привить сыну ответственность, а бабушки сюсюкаются с ним и прощают все его выходки

Иногда мне кажется, что мы воспитываем двух разных детей: одного — для себя, другого — для наших матерей. В их глазах мы с Сергеем — чудовища, равнодушные к собственному ребенку. Их критика стала фоновым шумом нашей жизни, но от этого не менее болезненным. 

Самое удивительное в этой ситуации — их полная забывчивость. Ведь нас самих растили в строгости, без сантиментов. Никто не бегал в школу выяснять отношения с учителями из-за каждой царапины. Нас не ограждали от суровых уроков жизни, а за провинности могли и подзатыльник дать, и в угол поставить. 

Мы же не применяем к нашему Матвею суровых мер. Мы его, безусловно, любим, но стараемся прививать ему понимание границ. Один запомнившийся эпизод произошел, когда сыну было около трех лет. Он намеренно, глядя мне прямо в глаза, смахнул мою чашку со стола. После третьего предупреждения он получил от меня легкий, скорее символический, шлепок. Больно не было, это был акцент на непослушании. 

— Что ты делаешь! — взвизгнула моя мать, будто я совершила нечто ужасное. — Прекрати немедленно, ты его травмируешь! 

Она вцепилась в Матвея, прижала к груди, а он, испугавшись не моего жеста, а ее внезапной истерики, разрыдался. 

— Такое обращение — прямое основание для лишения родительских прав! — не унималась она. 

Ирония судьбы! Эту женщину, оравшую на нас с сестрой и пускавшую в ход ремень, никто не призывал к ответу. А мне выносят приговор за демонстративный жест. 

Свекровь, к сожалению, ее верная союзница. Хотя своего Сережу она держала в ежовых рукавицах. А теперь эта женщина бледнеет, когда мы просто строго разговариваем с внуком. 

Мы перестали оставлять Матвея с ними надолго. После таких визитов он возвращается неуправляемым, и мы по нескольку дней возвращаем его в адекватное состояние. Апогеем стал случай у моей матери. Матвей принялся мучить ее старого кота: таскал его, дергая за шерсть. 

— Балуется малыш, — умиленно говорила мама, наблюдая за этой сценой. 

Когда же кот, защищаясь, выпустил когти, сын со всей силы пнул бедное животное. Мы немедленно пресекли это, а мать подняла крик. 

— Он же еще ничего не осознает! Это просто игра для него! 

Осознавал он прекрасно, в свои четыре года. Поговорить с ним на месте не вышло — мешали ее вопли. Пришлось уходить и уже дома, в спокойной обстановке, объяснять, почему обижать живых существ недопустимо. И он все понял, без истерик. Пока рядом нет «адвокатов», он способен слушать и слышать. 

Сейчас ему пять. Последние две недели наши матери осаждают нас звонками. Причина — синяк под глазом, который Матвей заработал во дворе. 

Мы были на детской площадке. Я видела, как другой мальчик аккуратно строил куличики. Мой сын подошел и попытался отобрать у него формочку. Тот ребенок просто отстранил его руку, не проявив агрессии. Тогда Матвей, насупившись, схватил пригоршню песка и швырнул ею прямо в лицо сверстнику. Тот, недолго думая, ответил ударом. 

Мы подозвали к себе расстроенного Матвея, утешили его, а потом спросили, что произошло. Его версия, разумеется, представляла его невинной жертвой. Но мы-то видели все своими глазами. 

— Бросать песок нехорошо, он может попасть в глаза и сделать больно, — твердо сказал муж. — А врать — еще хуже. 

Мы подошли к матери того мальчика, извинились, предложили помощь. Затем попросили Матвея тоже извиниться. Второй ребенок, кстати, поступил так же. Инцидент был исчерпан. Мы считали тему закрытой, пока сын не проболтался бабушкам. 

И началось! Они ворвались в наш дом, чтобы лично оценить «увечья», требовали немедленно найти «этого хулигана» и написать заявления во все инстанции. Их возмутило больше всего то, что мы заставили внука просить прощения. 

Слушая этот хор, я поймала себя на мысли: как же они сами, будучи столь суровыми родителями, превратились в этих бездумных защитниц? И с ужасом осознала, что именно так и появляются на свет те самые «яжематери». 

Вывод напрашивается один: общение с бабушками придется и дальше строго дозировать. Пока у Матвея не сформируется устойчивое понимание правил и ответственности, их всепрощающая «любовь» способна нанести ему куда больше вреда, чем любой наш отказ.