Муж захотел сделать ДНК-тесты на детей, потому что сам вел двойную жизнь и подозревал в измене меня

Мы с Артёмом были вместе больше десяти лет: двое детишек, свой дом, стабильная работа. Но за этим фасадом скрывалась правда: его тяжёлый характер. Я всегда ходила по струнке, подстраивалась, лишь бы избежать ссор. 

Всё изменилось год назад. Он стал странным. Ревность, которая раньше была игрой, превратилась в навязчивую идею. Он проверял мой телефон, допрашивал меня из-за любых задержек на работе. Я думала, пройдёт. 

Однажды вечером он огорошил: 

— Заказал ДНК-тесты на детей. 

Я не могла понять подобной жестокости. 

— В чём причина? Объясни! 

— Мне необходима абсолютная уверенность. 

Уверенность? В моей верности? В его отцовстве? Это было унизительно. За всю нашу совместную жизнь я никогда не давала ни малейшего повода для ревности. Все мои дни проходили между работой, домом и заботами о малышах. 

Я умоляла его одуматься, говорила, что это оскорбление всему, что мы пережили. Он оставался непоколебим. 

— Раз тебе скрывать нечего, чего ты боишься? 

Отказ выглядел бы признанием вины. Согласие казалось предательством самой себя. В конечном счёте я кивнула, надеясь, что это вернёт покой в наш дом. Ожидание результата стало для меня мучительной пыткой. Я не сомневалась в его отцовстве, но сам факт сомнений разъедал меня изнутри. Он, казалось, даже не замечал, как глубоко меня ранил. 

Когда пришли результаты, он просто пожал плечами: 

— Да, мои. 

Ни извинений, ни сожалений. Будто так и надо. Я чувствовала себя оплёванной. 

А потом он сам начал вести себя подозрительно, не расставался с телефоном. Однажды ночью я взяла его телефон. И всё увидела. Переписку с некой Ликой. Их общение длилось месяцами. Фразы не были откровенными, но в них сквозила неприличная близость. Она делилась с ним личными переживаниями, а он поддерживал её, подбадривал шутками. В одном из её сообщений я прочла: 

— Ты уверен в этом шаге? Ты можешь разрушить всё. 

Он ответил: 

— Я и сам запутался. 

Пока он обвинял меня в неверности, сам вёл эту двойную игру. Наутро, дождавшись, когда он уйдёт, я открыла его ноутбук. Старый пароль всё ещё работал. В почте я нашла больше: они строили планы на будущее, обсуждали возможные путешествия, он намекал, что скоро его жизнь кардинально изменится. 

Я решила не скрывать своей осведомлённости. Дождавшись, когда дети уснут, я все сказала. Его лицо побелело. Он начал юлить, говорить, что это просто приятельница, что я всё не так истолковала. Но я больше не верила ни единому слову. 

— Как ты мог требовать тест, пока сам ведёшь такие беседы? 

Он взорвался, закричал, что я сама виновата, что была отстранённой и чёрствой. Эти слова прозвучали как пощёчина. Я отдала семье все свои силы, а он обвинял меня в недостатке тепла. 

С той поры наша жизнь превратилась в ад. Мы жили под одной крышей, но в разных измерениях. Он пропадал на работе, а ночи проводил у «друга». Вскоре он заявил о разводе, собрал вещи и ушёл к ней. На мой вопрос о детях он сухо пообещал помогать финансово и изредка навещать. 

Теперь я одна с детьми. Он изредка навещает их, без особого энтузиазма. Его новая связь быстро распалась. Сладкая сказка закончилась, и женщина разглядела его истинную суть. Он не пытался вернуться, да я бы и не приняла. Говорят, он ищет утешения в мимолётных романах, но его тяжёлый характер не позволяет ни одной из них задержаться надолго. 

Порой меня охватывают сомнения: а не я ли причина? Может, стоило быть нежнее? Но затем я вспоминаю тот взгляд, полный недоверия, когда он говорил о тесте, и понимаю — он никогда по-настоящему мне не верил. И эта рана, пожалуй, самая глубокая.