Муж стал обижаться буквально на все, и я уже переживаю за его психическое здоровье

Сейчас я смотрю на Сергея – моего некогда уверенного, спокойного мужа – и чувствую страх за него. За его рассудок. 

Раньше он был опорой. Шутил, что его «не проймешь». Теперь же он – ходячая обида, ранимая до мучительности. Каждое слово, жест, даже молчание – потенциальная мина. 

Вчера вечером я устало разгружала посудомойку. 

— Сереж, не подскажешь, куда деть эту огромную сковородку? В шкаф не лезет, — спросила я, пытаясь втиснуть монстра в верхний шкафчик. 

Он стоял у окна, спиной ко мне. Помолчал. Потом обернулся. Лицо было странно напряжено, глаза узкие. 

— То есть я у тебя теперь и за мебель отвечаю? Сама не догадаешься? — голос холодный, сдавленный. — Может, еще и гардеробную за тебя разложить? 

Я замерла со сковородой в руках. Это было абсурдно. 

— Сергей, я просто спросила мнение… 

— Мнение! — он фыркнул, резко повернулся к окну. — Всегда у тебя «просто». А на деле – упрек. Что я бесполезный, что не могу даже сковородку пристроить. 

Я не стала спорить. Опыт подсказывал – это только раздует пламя. Но внутри все сжалось. Это ведь просто сковородка! Откуда такая ярость? 

Но это был не единичный случай. Это стало нормой. 

Я купила его любимые булочки. Он посмотрел на пакет, потом на меня: «Значит, решила, что я слишком худой? Намекаешь?» 

Позвонила его маме, поздравила с днем рождения от нас обоих. Услышала: «За меня уже все решаешь? Я сам не способен позвонить? Ты меня за идиота держишь?» 

Предложила посмотреть комедию: «Над моими проблемами смеяться собралась?» 

Молча проходила мимо, когда он что-то чинил: «Игнорируешь? Неинтересно, чем я занят?» 

Сегодня утром случился апогей. Я варила кофе. Он зашел на кухню, посмотрел на веник, прислоненный к стене возле мусорного ведра. 

— Это что? — спросил он слишком тихо. — Это намек? 

Я растерялась. 

— Намек? Сергей, это просто веник. Он тут стоит, чтобы крошки смести… 

— Просто веник? — он засмеялся, но смех был какой-то нездоровый. — Ага, конечно. Ты же знаешь, что я вчера просыпал немного крупы тут. И вот он, веник, выставлен как укор! Чтобы я видел, какой я неряха! Чтобы я чувствовал себя виноватым! 

Он подошел к венику и с силой швырнул его в угол. 

— Довольна? — прошипел он, глядя на меня не глазами мужа, а глазами загнанного, измученного зверя. — Теперь твой «намек» сломан! 

Он выбежал из кухни. Я услышала, как хлопнула дверь спальни. 

Я осталась стоять среди утренней тишины. Кофе закипело, шипя и брызгаясь на плиту. Я не выключила конфорку сразу. Смотрела, как черная жидкость убегает через край, пачкает чистую поверхность. Как этот веник. Как эти слова. Как все, что происходит. 

Это не просто обидчивость. Это что-то другое. Что-то глубокое и страшное. Он видит врага в каждом предмете, в каждом моем жесте, в каждом нейтральном слове. Его мир стал враждебным зеркалом, отражающим только его собственные, искаженные страхи и неуверенность. Он на войне. Со мной. С вещами. С самим собой. 

Я переживаю. Не за наши ссоры – за него. За его психическое здоровье. Эта параноидальная подозрительность… Это не тот человек, которого я знала. В его глазах – боль и страх, которые он маскирует агрессией. 

Я подошла к двери спальни. Прислушалась. Тишина. Гнетущая. Постояла, положив ладонь на прохладное дерево. Не постучала. Боюсь? Да. Боюсь его реакции. Боюсь, что скажу не то. Боюсь, что он сломается окончательно. 

Но больше всего боюсь бездействовать. Молча убрала разлитый кофе. Подняла сломанный веник. Его обломки были легкими и жалкими в руке. Как наше взаимопонимание сейчас. Надо что-то делать. Говорить. Уговаривать его поговорить… с кем-то. С врачом. Пока еще можно что-то склеить. Если не сегодня, то завтра. Надо найти слова. И мужество.