Моя мама и свекровь приехали к нам жить, как только узнали о беременности

Меня тошнило от запаха лаврового листа. Он витал в воздухе уже третьи сутки, смешиваясь с ароматом чеснока от маминых котлет и духами Веры Петровны, моей свекрови. Два этих запаха, как и их хозяйки, пытались победить друг друга. 

— Ты уверена, что морковный салат не вызовет аллергии? — голос Веры Петровны прозвучал со стороны плиты, где она колдовала над своим «фирменным» рагу. 

— Мам, хватит уже, — проворчал Сергей, мой муж, откладывая телефон. — Мы все это ели сто раз. 

— Это рагу приготовлено по особому рецепту! Для будущей матери! — она щёлкнула ложкой по краю кастрюли. — А твоя тёща жарит на подсолнечном масле, выделяющим канцерогены! 

— Простите, я вырастила двоих, — невозмутимо парировала мама, доставая из духовки противень. — И оба здоровы. Это запечённая курица. Натуральный белок! 

— Слишком много специй! Это раздражает желудок! 

— А у нас не санаторий! — огрызнулась мама. 

Я сидела, обхватив живот, и мечтала не о ребёнке, а о тишине. Седьмой месяц моей беременности проходил под аккомпанемент этого вечного спора. Свекровь въехала к нам, едва увидела две полоски. «Помогать надо!». Мама появилась неделей позже: «Я не могу оставить тебя одну». Так наша скромная двушка стала полем боя двух генералов. 

— Я в полном порядке, просто беременна, — прошептала я Сергею ночью. 

— Потерпи немного. Мама уедет после родов. 

— А моя мама? 

— Может, и твоя… А может, они найдут общий язык? 

Они его не искали. Они соревновались. В уборке, в покупках распашонок одинакового размера, а венец противостояния — кресло-качалка. 

— Я его присмотрела! — объявила Вера Петровна. 

— А я оплатила! — парировала мама. 

— Оно должно стоять в гостиной! — заявила свекровь. 

— Абсурд! Лена будет кормить в спальне! 

— Я вообще хочу в нём спать, — тихо сказала я. — С малышом. 

— Нельзя тебе уставать! Пусть дитя ночует со мной! — воскликнула Вера Петровна. 

— Или со мной! — подхватила мама. 

— А я? — взорвался Сергей. — Я ведь тоже родитель! 

— Ты поспишь на балконе, — хором ответили они. 

Наутро кресло исчезло. Его не было нигде. 

— Где оно? — спросила я. 

— В надёжном месте, — сказала свекровь. 

— С глаз долой, — добавила мама. 

Война перешла в холодную фазу. Сергей пропадал на работе. Я пряталась в ванной, заедая стресс йогуртами. 

— Я так больше не могу, — сказала я ему вечером. — Это мой дом. Моя беременность. Я не просила этой помощи. 

— Они просто заботятся, — неуверенно пробормотал он. 

— Они пытаются меня контролировать. А ты молчишь. 

Ночью я не спала. Утром, не сказав ни слова, ушла по объявлениям. Вернулась с ключами. 

— Это что? — удивился Сергей. 

— Новая квартира. Я её сняла. Переезжаю сегодня. 

— Лена… 

— Я не ухожу от тебя. Я возвращаюсь к себе. Решай, где ты. 

Он молчал. Я собрала чемодан. В подъезде, у мусоропровода, стояло то самое кресло. С пледом и дурацкими подушками. Я улыбнулась и вызвала службу для благотворительного сбора. Через час его увезли. 

Новая квартира пахла свободой. Я включила музыку и легла на голый пол, слушая тишину. 

Через два часа пришёл Сергей. С рюкзаком. 

— Там невыносимо. Они молчат, как враги. 

— А здесь? 

— Здесь можно дышать. Я понял. Ты была права. 

Сын родился в тишине и спокойствии. Бабушки стали приезжать по очереди, с супчиками в контейнерах. 

— Мы всё обдумали, — сказала Вера Петровна. — Главное — не раскачивать лодку. 

— А кресло — ерунда, — вздохнула мама. 

Я держала сына на руках и думала, что супов в жизни может быть много. А вот мое личное пространство — только одно.