Мой отец не мог смотреть на алкоголизм матери, и это привело к беде

Моё детство пришлось на суровые, шумные и далеко не радужные девяностые. Семья у нас была обычная, вроде бы. Но только если смотреть со стороны. А если копнуть глубже — каждый день был как мини-сериал: драма, слёзы, крики, иногда даже экшн.

— Мааам, что опять случилось? — спрашивала я, прячась за дверью, когда по кухне летали тарелки.

— Твой отец опять с друзьями пил. Пришел как свинья! — кричала мама и всхлипывала.

Отец у нас был… как бы это сказать помягче… человек настроения. Когда не пил — был просто золото. Мы ездили с ним на рыбалку, в лес за грибами, играли вечерами в "Монополию" и "Лото". Он даже читал мне вслух «Тома Сойера» с таким азартом, что мне казалось, будто он сам был в той книжке. Но стоило ему только глотнуть — всё, другой человек. Мама называла это «переклинило».

И да, мир в доме держался на том, насколько полон был папин стакан. Выпил — жди скандала. Причина не важна. Улыбнулась незнакомцу в автобусе — предательство. Сказала не так слово — измена.

Но вот однажды всё резко поменялось. Причём не из-за маминых уговоров или каких-то чудо-методов.

Был январь, холод страшный. Отец, как водится, выпил с кем-то "по чуть-чуть" и шёл домой. Но не дошёл. Упал прямо возле подъезда, и если бы не случайные прохожие, так бы там и остался лежать, замёрз бы насмерть. Они как-то выудили у него адрес и дотащили до квартиры.

— Он еле дышит, срочно скорую! — услышала я крик одной женщины, открыв дверь.

В тот момент что-то в нём щёлкнуло. Проснулся утром — другой человек. Побритый, трезвый, в чистой рубашке. Сел за стол, посмотрел на маму:
— Я больше не пью. Ни капли. Всё, хватит.

— Валера, да ты это уже раз двадцать говорил, — мама махнула рукой, но видно было — что-то внутри у неё дрогнуло. Надежда, вот она.

— Нет, правда. Если хочешь — хоть к врачам пойду, пусть колют, режут, капают. Только пить не буду больше.

Слово своё он сдержал. Принёс домой какие-то капли, пил их регулярно, старался забыть, кем был раньше. Жизнь начала налаживаться. Родители устроились на нормальные работы, появились деньги, даже купили машину. Представляете? В то время машина — это как сейчас вилла у моря.

Но, как часто бывает, счастье не вечно. Маме вдруг поставили страшный диагноз. Мы думали — всё, конец. Но врачи оказались на высоте, и мама, как феникс, выбралась. Хоть и с инвалидностью, но выжила, а это уже многое значило.

Она уволилась, стала домохозяйкой. Мы вроде жили спокойно. Я выросла, поступила в институт, потом пошла работать. В личной жизни особо перемен не было, поэтому продолжала жить с родителями.

И вот, казалось бы — всё устаканилось, но...

Как-то раз прихожу домой, а мама сидит на кухне, глаза красные, руки дрожат. Я села рядом:

— Мам, что случилось?

— Он… он ударил меня, — прошептала она и зарыдала.

— Кто?! Папа? — я не поверила своим ушам.

Оказалось, да. Мой отец, тот самый, что клялся больше никогда, даже голос не повысить, впервые за много лет поднял руку. Шок. Он застал маму пьяной. Причём не просто с бокалом вина, как бывало раньше, а с бутылкой водки, спрятанной за шкафом. И вот тут началось...

Я пыталась поговорить с ней:

— Мам, ты чего? Зачем? Ведь ты же… ты сильная, ты столько прошла!

— Ты не понимаешь… Я смотрю в зеркало — и не вижу себя. Я постарела, осунулась, как будто болезнь всё забрала. А он... он смотрит с отвращением. Я это чувствую.

Сердце рвётся, слёзы душат. Я её обнимала, гладила по голове, шептала: "Ты у меня самая красивая, ты живая — и это главное". Но, видимо, не хватило этих слов.
А потом случился тот день… Чёрный день.

Я была на работе. А дома произошла трагедия. Отец — тот, кто когда-то едва не умер на морозе и поклялся измениться — в порыве ярости схватил молоток и трижды ударил маму по голове. Просто потому, что не смог смотреть на то, как она пьёт.

На суде он не отрицал свою вину.

— Мне было мерзко видеть, как она деградирует, — сказал он. — Я сам столько лет боролся с этим дерьмом. А теперь она... Я не выдержал.

Вы представляете? Он, прошедший весь этот ад, сам бывший алкоголик, вместо того чтобы поддержать, вытянуть — взял и убил.

И вот теперь он вернулся. После срока. Седой, старый, почти неходячий. Смотрит на меня глазами, полными ожидания.

— Доча, налей водички… А то что-то сердечко прихватило.

Я молча наливаю. Потому что я — дочь. Потому что мне его жаль. Но в глубине души всегда сидит этот вопрос: а где была твоя жалость тогда? Почему ты не помог ей?

Слишком много «почему» осталось без ответа. Но жить с ними приходится мне.