– Как это не будешь? Почему не хочешь? – свекровь любила разбирать по косточкам каждый мой отказ

Мне невероятно повезло со свекровью. Когда мы с Сергеем поженились, я переехала в его дом. Лидия Петровна встретила меня не как чужую, а почти как дочь. Она оградила меня от мужских шуток деверя и свекра, установив в доме железное правило: меня не трогать. Я дышала полной грудью, глядя, как подруги сражаются со своими тиранами, а моя — образец мудрости и доброты.

Но у этой идиллии обнаружилась обратная сторона. Лидия Петровна обожала обсуждения. Ей было мало простого «да» или «нет». Каждое мое действие, каждый отказ должен был быть разобран по косточкам, обоснован и доказан. «Почему не хочешь посмотреть эту передачу?», «Объясни, чем тебе не понравился пирог?». Это истощало.

И вот тот злополучный вечер. На столе дымилась уха.

— Пробуй, родная, — Лидия Петровна ласково подтолкнула ко мне тарелку. — Серёжа на рассвете за рыбкой ходил!

— Спасибо, но я не буду, — мягко отказала я.

— Как это не будешь? — удивилась она. — Да ты хоть ложку! Это же настоящий дар реки!

— Я просто… не ем уху. Совсем.

— Но почему? Не может быть, чтобы человек не любил такую благодать! Может, ты просто не умеешь её есть? Я научу!

Десять лет накопленного раздражения подступили к горлу. Это была уже не уха, а символ всех бесконечных «почему».

— Лидия Петровна, я не буду это есть.

— Но надо же понять причину! — не сдавалась она. — Может, я что-то не так приготовила? Там и окунь есть!

— Причина в том, что я сказала «нет»! — закричала я, вставая. — И мне надоело каждый раз придумывать оправдания! Я не хочу — и всё! Не хочу уху, не хочу обсуждать, почему я не хочу, и не хочу, чтобы меня в чём-то убеждали!

Воцарилась тишина. Я замерла, ожидая грозы, упрёков в неблагодарности. Лидия Петровна смотрела на меня.

— Вот и прекрасно, —произнесла она, улыбаясь. — Наконец-то. Я уже начала думать, что ты навсегда останешься робкой девочкой, которая только и делает, что со всем соглашается.

Я не верила своим ушам.

— Две полноценные хозяйки под одной крышей — это тесно, — уверенно заявила она, поворачиваясь к мужчинам. — Ваня, Серёжа, домик в конце улицы, который вы отделывали, нужно закончить за месяц. Ваша молодая семья переезжает. Пора тебе, дочка, заводить своё хозяйство.

И сейчас, обустраивая свой собственный дом, я понимаю, что её доброта никогда не была простой. Она была строгой, требовательной любовью садовника, который ждёт, когда же его саженец окрепнет и распустится самостоятельно.