– Девочке не хватало твёрдой руки! – дочь осталась у свекрови на несколько дней, а та решила ее перевоспитать

Стоя в гостиной, я наблюдала, как моя свекровь, Инна Георгиевна, выстроила перед моей двенадцатилетней дочерью Софией целую батарею упрёков. 

— Инна Георгиевна, остановитесь, пожалуйста! — прозвучало резко, но это был шёпот по сравнению с тем рёвом, что бушевал внутри. 

Она развернулась ко мне. 

— А ты не учи меня общаться с моей внучкой! Твоё всепрощение привело к тому, что девочка совсем перестала считаться со старшими. 

Мой муж, Артём, уставился в экран ноутбука, делая вид, что его нет в комнате. Привычная картина. В груди закипела знакомая адская смесь — ярость и полное бессилие. 

Всё пошло не так с того дня, как Артём объявил о внезапной командировке за границу. «Всего десять дней, уникальный шанс для карьеры», — говорил он. Нас отправляли вместе — его в качестве специалиста, а меня — как переводчика. 

— А София? У неё как раз начинаются занятия в художественной школе. 

— Мама поживёт с ней, — отмахнулся он. — Какие могут быть проблемы? Они прекрасно поладят. 

Я знала Инну Георгиевну не первый год, чтобы сомневаться. Но вариантов не было. Я тщательно всё подготовила: закупила продукты, оставила расписание занятий и контакты всех педагогов. София, видя моё волнение, обняла меня: 

— Не переживай, мам. Я всё помню. 

Первые дни на связь выйти не удавалось — то плохой приём, то совещания. Когда же я дозвонилась, дочь отвечала скупо, голос был приглушённым. 

— Всё хорошо? — спросила я. 

— Да, — был короткий ответ. — Бабушка говорит, что мобильный не для пустых разговоров. 

Через день она уже не брала трубку. Артём, как всегда, пытался меня успокоить: 

— Наверное, в студии рисуют. Не выдумывай. 

Вернулись мы раньше намеченного. Я не могла больше терпеть эту неизвестность. София открыла нам дверь. Её лицо было бледным, а в глазах — испуг. Она прижалась ко мне, и я почувствовала, как её худенькое тело вздрагивает. 

Инна Георгиевна вышла из кухни с самодовольным видом. 

— Наконец-то! А мы тут дисциплину наводили. Девочке не хватало твёрдой руки. 

— Что это значит? — приготовилась к худшему. 

— Она установила новые правила, — прошептала Соня. — Выкинула мои краски, сказав, что это бесполезное баловство. Запретила ходить в студию. А когда я попыталась позвонить тебе… она отобрала телефон. 

Я повернулась к свекрови. 

— Вы что позволили себе? 

— Я воспитывала её! Пришлось даже встряхнуть, чтобы дошло. 

Я посмотрела на Артёма. Он молчал. 

— Ты знал? — выдохнула я. 

— Мама лишь хотела помочь, — пробормотал он. — Соне действительно нужна встряска. 

— София, собери свои вещи. Мы уезжаем. — Сказала я дочери. 

— Куда? — опешил муж. 

— Подальше от этого кошмара. От твоего молчаливого одобрения и её «воспитания». 

— Ты что, из-за ерунды рушишь семью? — всплеснула руками Инна Георгиевна. 

— Для меня рукоприкладство и подавление воли — не ерунда. Вы больше не увидите мою дочь. 

На улице София крепко сжала мою руку. 

— Мама, я так боялась, что ты не поймёшь. 

— Я всегда на твоей стороне. Запомни это раз и навсегда. 

Мы шли, и я понимала: впереди — сложный разговор и новые трудности. Но главное — мы были вместе. И это доверие между нами никто не мог отнять. Всё остальное мы преодолеем.