Я не собираюсь уходить из семьи из-за какой-то очередной интрижки! — нагло заявил муж, когда я выгоняла его из квартиры

Все началось с смс, которое он забыл удалить. «Скучаю по твоим рукам», — светилось на экране его телефона, пока он мыл посуду. Третья за год. О первой я узнала случайно — нашла в кармане его куртки бумажку с номером, подписанную сердечком. Вторую показала соседка: видела, как он целовал блондинку в парке. Тогда он клялся, что «просто утешал коллегу». Теперь даже не стал врать.  

— Это что, соревнование? — спросила я, тыча пальцем в экран. — Кто быстрее: я сойду с ума или ты соберешь полную коллекцию?  

Он вытер руки, вздохнул, как будто я опять просила вынести мусор.  

— Ты же знаешь, как я устаю на работе. Иногда нужно расслабиться.  

Я ждала боли, но внутри было пусто. Как в тот день, когда нашла его переписку с первой. Тогда я рыдала на кухне, пока дети спали. Теперь даже слез не нашлось.  

Вещи его складывала методично: рубашки в стопку, носки к носкам, зубную щетку — в мусорное ведро. Дочь, пятнадцатилетняя Дарина, притихла в дверях:  

— Вы опять...  

— Да, опять.  

Сын, семилетний Артем, спрятал его любимую кружку с динозаврами под диван. Я не стала ругать.  

Он вернулся ночью, пахнущий чужими духами. Увидел чемоданы у порога, усмехнулся:  

— Драма? Я не собираюсь уходить из семьи из-за какой-то очередной интрижки!  

Его голос звучал спокойно. Даже скучно.  

— Ты уже ушел, — сказала я. — Просто забыл закрыть за собой дверь.  

Он сел на стул, раскинув ноги, как хозяин. Дарина приоткрыла дверь своей комнаты, но я жестом велела оставаться.  

— Ну и что ты получишь? — он щелкнул зажигалкой. — Одиночество? Долги? Я же кормлю вас всех.  

Он был прав. Я не работала восемь лет, с тех пор как родился Артем. «Ты занимайся домом», — говорил он тогда. Теперь это звучало как приговор.  

— Папа не успеет на мою олимпиаду, — прошептала Дарина на утро. Она готовилась по биологии месяцами.  

— Успеет, — соврала я.  

Он забрал документы днем, оставив ключи на тумбе. Артем вытащил спрятанную кружку, поставил рядом.  

Вечером пришла его мать.  

— Ты сломаешь детям жизнь! — шипела она в дверях. — Мужчинам положено иногда...  

— Уходите, — перебила я. — А то и вас вышвырну.  

Дарина в тот вечер не вышла ужинать. Слышала, как она разговаривала с ним по телефону: «Ты обещал быть на соревнованиях!».  

Сегодня утром, пока Артем собирал рюкзак, нашла его рисунок: папа, мама, дети. Все держатся за руки. Солнце улыбается.  

— Почему ты не борешься? — спросила Дарина за завтраком. Ее взгляд копировал его — холодный, оценивающий.  

— Потому что я устала проигрывать.  

Она хлопнула дверью. Артем испуганно уронил ложку.  

Сейчас сижу на его стуле. В его доме. В его пижаме, купленной по акции. Завтра пойду устраиваться официанткой. Или кассиром. Или копать грядки.  

Но сегодня вечером впервые за восемь лет я усну одна. И это не страшно. Потому что страх кончился там, где должно было начаться достоинство.