— Я нашла квартирантов, завтра переезжаю к вам,— заявила свекровь, которая раньше даже в гости редко приходила

Моя свекровь, Таисия Петровна, за десять лет так и не стала мне близкой. Мы встречались на редких семейных ужинах, где она критиковала мой салат за недостаток укропа и восхищалась тем, как Сережа «похорошел после армии», будто я имела к этому отношение. 

Она жила в своей двухкомнатной хрущёвке, как барыня: шторы из бархата, вышитые подушки на диване, портрет деда-фронтовика над телевизором. Приезжала к нам только по обязанности — на Новый год или после моих уговоров проведать внучку. Даже когда Аня сломала руку, приехала лишь через три дня — «автобусы ходят плохо».  

Поэтому её звонок в среду вечером застал меня врасплох. Не спросив, как дела, не поинтересовавшись здоровьем дочери, Таисия Петровна объявила ровным голосом:  

— Переезжаю к вам завтра. Квартиру сдаю.  

Я успела расслышать за её спиной мужской смех — наверное, те самые квартиранты. Секундная пауза, и она добавила, словно поправляла нерадивую ученицу:  

— Сережа уже согласен.  

Муж вернулся за полночь с расчетом, что я уже сплю. Его оправдания сводились к общим фразам: маме тяжело одной, рынок аренды сейчас прибыльный, «ну потерпим немного». Он не стал рассказывать, как два года назад она отказалась одолжить нам деньги на ремонт, назвав ипотеку «блажью инфантилов». 

Её чемоданы появились у нас раньше, чем я успела купить дополнительную вешалку. Клетчатый плед, который она постелила на наш диван, пах нафталином. К пятнице квартира перестала быть моей: банки с соленьями вытеснили мои специи, хозяйственное мыло лежало вместо геля для душа, а Аня начала запинаться, называя бабушку «мамой» по привычке.  

Таисия Петровна обживалась стремительно, будто готовилась к этому годами. Её день начинался в шесть утра с жужжания кофемолки — «настоящий кофе, не ваша растворимая гадость». К семи она уже вытирала пыль с моих книжных полок, переставляя романы по цвету корешков: «Так эстетичнее». К восьми будила Аню фразой «В школе не кормят», хотя дочь ненавидела её манную кашу с комками.  

По вечерам Таисия Петровна звонила подругам, громко обсуждая наш быт. «Представляешь, микроволновку не чистят! — кричала она в трубку. — Ну да, дети сейчас…». Сережа в такие моменты залипал в телефоне, делая вид, что не слышит. Однажды я поймала его на кухне в два ночи — жевал бутерброды над раковиной, как подросток. 

— Почему молчишь? — спросила я.  
— Она же не навсегда… — пробормотал он.  

Таисия Петровна находила повод для замечаний в каждом действии. Мои платья были «слишком яркими для матери», работа — «странной», потому что «нормальные женщины в декрете сидят». Даже наш кот получил выговор за то, что спал на её стуле. 

Лишь однажды я услышала, как она хвастается подруге по телефону: «Сын квартиру оплатил, теперь хоть на круиз скоплю!». Тогда я поняла — её переезд – не про деньги. Это была проверка на прочность.  

Сейчас, глядя на то, как муж молча ковыряет её пересоленный борщ, а дочь рисует, я гадаю: сколько ещё месяцев продержится эта крепость? Или нам придётся сдаться первыми?