Узнала, насколько меркантилен мой муж, когда решила с ним расстаться

Я сказала ему о расставании за ужином. Ждала слез, крика, попыток удержать. Вместо этого он отложил вилку, открыл калькулятор на телефоне и произнес:   
—  Хорошо. Тогда обсудим раздел имущества.  

Он говорил спокойно. Я не сразу поняла. Думала, он шутит. Но он уже листал заметки в телефоне: «Квартира оформлена на меня. Ты вложила в ремонт триста тысяч. Докажешь — верну. Автомобиль мой. Мебель куплена из общего бюджета, заберешь половину. Но диван я оставлю себе — он дороже».  

Я молчала, пока он говорил о деньгах. Ни разу не спросил, почему я ухожу. Не попросил остаться.  

Мы прожили семь лет. Встретились в кризис: мне было тридцать два, ему — сорок. Оба работали. Сначала он казался бережливым. Предлагал делить счет в кафе, дарил недорогие, но практичные подарки: мультиварку, пылесос. Я считала это рациональностью.  

Через год после свадьбы я серьезно задумалась. Мой отец попал в больницу. Нужна была операция — двести тысяч. Я попросила занять. Он ответил: «У тебя есть своя зарплата». Я взяла кредит. Он не предложил помочь. Тогда я решила, что он просто принципиальный.  

Сейчас, глядя на его цифры в калькуляторе, я вспомнила другие моменты. Как он заставил меня платить за коммуналку пропорционально зарплате, хотя я зарабатывала втрое меньше. Как отказался покупать машину, пока я не накоплю половину. Как в день рождения сына купил ему конструктор «по акции», а себе — новые часы.  

— Почему ты считаешь только деньги? — спросила я.  

Он поднял глаза: 

— Ты сама решила уйти. Значит, должна быть готова к последствиям.  

На следующий день он прислал таблицу с расходами за последние пять лет. Включил даже подарки моим родителям: «Твоя мать просила лекарства из Германии — 12 700 рублей. Учти при разделе».  

Я открыла наш общий счет. Он уже вывел все средства. На карте осталось 843 рубля.  

Я позвонила юристу. Оказалось, он давно готовился. Квартира, машина, вклад в банке — всё на нем. Даже мой ноутбук, купленный для работы, числился как «корпоративное имущество».  

— Вы можете претендовать только на долю в совместно нажитом, — сказала адвокат. Но совместным оказался лишь старый холодильник и половина посуды.  

Вечером я зашла в спальню за одеждой. Он сидел за столом и заполнял декларацию.  

— Ты вообще что-нибудь чувствуешь? — спросила я.  

— Чувства не оплатят ипотеку, — ответил он, не отрываясь от бумаг.  

Тогда я поняла: он не просто жадный. Он не способен ценить то, что нельзя посчитать.  

На следующий день я поехала за сыном в лагерь. По дороге он спросил: «Папа будет с нами?» Я покачала головой. Ребенок сморщился: «Он обещал купить велосипед». Я сжала руль. Тот велосипед обсуждали полгода. Муж торговался с продавцом, чтобы скинули две тысячи, а потом передумал: «Пусть научится ценить то, что есть».  
Сын молчал весь вечер. Я гладила его по спине, думая, как объяснить, что его отец любит цифры больше, чем нас.  

Сейчас я снимаю комнату. Работаю на двух работах, чтобы выплатить долги. Иногда мне страшно. Он звонил раз. Спросил, верну ли я блендер. Я сказала, что выбросила его в мусорный бак у подъезда. Он вздохнул: «Он стоил четыре тысячи». Я положила трубку. Внизу, во дворе, сын гонял на велосипеде, который купила на первые деньги с новой работы. Он кричал: «Смотри, мама, я летаю!»  

Есть вещи, которые не измерить деньгами. И есть люди, которые этого никогда не поймут.