– Ты в своём уме? – муж, не ночевавший дома, застал меня за завтраком с другим мужчиной

 

Семь утра в субботу — время, неподходящее ни для совести, ни для визитов. Ключ щёлкнул в замке. 

 

— Я дома, — донеслось из прихожей. 

 

Он не появлялся с вечера пятницы. 

 

— Здравствуй, солнышко, — начал Артём, заходя и поднимая руку с кондитерской коробкой. — Решил порадовать тебя... 

 

Он резко замолчал. Коробка мягко шлёпнулась на пол. 

 

За столом, удобно устроившись в моём халате, пил чай Сергей. Он прихлёбывал из керамической чашки, которую Артём считал своей. 

 

— Приветствую, — произнёс Сергей, лишь подняв на него взгляд. 

 

Я делала омлет на сковороде, стараясь сохранить лицо невозмутимым. Именно этому — контролю над эмоциями — меня учил Артём все последние восемь месяцев. «Мы же цивилизованные люди, Лиза. Никаких сцен». 

 

Всё началось после его юбилея, когда ему исполнилось сорок пять. Артём, владелец модного агентства, внезапно открыл для себя, что эксклюзивность в чувствах — признак отсталого сознания. Сначала это были туманные рассуждения о природе влечения. О том, что душа жаждет многообразия. Что собственничество — удел примитивных умов. 

 

— Постарайся понять, — уговаривал он, — мои чувства к тебе неизменны. Но мне необходима подпитка, новые лица. Это не предательство. Это — личностный рост. 

 

Я плакала тогда в подушку. Мне было тридцать восемь, я мечтала о детях и общем будущем. Но он умел убеждать, оборачивая манипуляции изощрённой риторикой. Мой протест тут же клеймился как «мещанство» и «эмоциональный шантаж». Я испугалась остаться одной и сдалась. 

 

Он продиктовал условия. 

 

1. Мы не устраиваем допросов. 

2. Всегда возвращаемся домой. 

3. Все серьёзные переживания — только между нами, на стороне — лишь лёгкий интерес. 

 

Первые недели я жила в аду. Он уезжал, а я лежала в темноте, ощущая, как тает моё самоуважение. Он возвращался умиротворённый. Муж был свято уверен в одном: эти законы писались исключительно для него. Ему и в голову не могло прийти, что дверь, которую он отпер, открывается в обе стороны. 

Инстинкт подсказывает три пути в минуту опасности: драться, скрыться или оцепенеть. Я оцепенела на два месяца. А затем решила «драться», но своим оружием. 

 

Я сменила причёску. А в один из вечеров просто осталась ночевать в другом месте, отправив лаконичное сообщение: «Всё в порядке. Увидимся днём». 

 

Когда я переступила порог, он встретил меня ледяным молчанием. 

 

— Где ты пропадала? — сквозь зубы выдавил он. 

 

— Артём, — кротко улыбнулась я, — помнишь первый пункт? Никаких расспросов. 

 

Он смолчал, ведь он же — «просвещённая личность». Не мог отречься от доктрины, которую сам создал. Это разбило бы его безупречный образ. Но сегодня его логика дала трещину.

 

— Что здесь происходит?! — Голос Артёма дрогнул, срываясь на высокие ноты. 

 

— Знакомься, это Сергей, — произнесла я. — Сергей, это мой партнёр Артём. Мы практикуем открытый формат отношений. 

 

Сергей кивнул, он был в курсе всех правил игры. Я, в отличие от Артёма, не строила иллюзий для тех, с кем встречалась. 

 

— Что значит… он тут? В моём доме? — Артём хватал ртом воздух. — Лиза, ты в своём уме? Ты привела какого-то… в нашу квартиру?! 

— А ты разве не приводил Алёну на прошлых выходных? — напомнила я, снимая сковороду с огня. — Утверждал, что вам нужно срочно обсудить рекламную кампанию. Потом она «задержалась» допоздна в кабинете. Я подумала, Сергей тоже может задержаться. Мы ведь за честность. 

 

— Это совершенно иная ситуация! — взорвался он. 

 

Классическая формула двойной морали. 

 

— Чем же она иная? — спросила я. — Тем, что ты — мужчина? Или тем, что ты предполагал, будто «свобода» — это твой личный пропуск, а не наше общее право? 

 

Он ревновал не ко мне. Его бесило, что собственность вдруг обрела голос. Его самолюбие отказывалось воспринимать сцену, где не он — центральный персонаж. 

— Немедленно убирайся, — прошипел он, уставившись на Сергея. 

 

Сергей вопросительно посмотрел на меня. 

 

— Не стоит, — сказала я ему. — Допивай чай. Уходить собираюсь я. 

 

Артём пытался меня удержать. Сначала кричал, потом, увидев, как я кладу в сумку паспорт и украшения, опустился на пол. Он рыдал, бормотал о «прозрении», что «вся эта затея была глупостью», он жаждет «обычного семейного счастья». 

 

— Ты желал видеть рядом прогрессивную женщину, Артём, — сказала я на прощание. — Ты её получил. Просто ты не рассчитал, что у неё может быть собственный курс.