– Твои пальцы созданы для бриллиантов! – он представился миллионером, а оказался обычным мошенником, живущим за чужой счет

— Счет, будьте добры, — отчеканил Глеб, щелкнув пальцами над головой. 

Я ощутила, как плечи автоматически сгорбились под тяжестью этого жеста. Он резал слух каждый раз — такой театральный, претендующий на шик из дешевых сериалов. Мой спутник полулежал в кресле, поправляя идеальный узел галстука. Его образ был безупречен: дорогой костюм, умело скрывающий начинающуюся полноту, седина, тронувшая виски, — весь он был похож на рекламу дорогого виски «для тех, кто достиг». 

— Милая, одну секунду, — он потянулся к нагрудному карману, и я уже читала на его лице привычный сценарий: легкое замешательство, затем озабоченность. — Странно… Похоже, я оставил портмоне в портфеле. Или в прошлом пиджаке. Сейчас схожу к машине. 

— Не надо, — произнесла я, вытаскивая из сумки кошелек. — Я оплачу. 

— Абсолютно исключено! — Он накрыл мою руку своей ладонью, но без всякого усилия, лишь имитируя протест. — Это непорядок. Я тут же верну тебе все до копейки, когда доберусь до офиса. У меня там просто проблема с лимитами — ты же в курсе, как эти финансовые учреждения относятся к крупным переводам. Вечно подозревают в отмывании. 

Я молча протянула пластик официанту. Терминал пискнул, подтверждая списание. Уже пятый раз за последние три недели. Мама, экономист по образованию, как-то обмолвилась о «социальном паразитизме» — умении выстраивать взаимодействие так, чтобы блага текли в одну сторону. Но сердце, увы, не слушает доводов разума. Полгода я верила в его историю о перспективном девелоперском проекте, замороженном из-за «административных проволочек». 

Все началось с роскошного букета и фраз, от которых кружилась голова: 

— Твои пальцы созданы для бриллиантов, а не для подсчета купюр, — говорил он на третьей встрече, мягко отводя мою руку от чека в ресторане. — Позволь мужчине быть мужчиной. 

Звучало идеально. Ловушка захлопывалась именно на этом — на нашей усталости от собственной неуязвимости, на жажде хотя бы ненадолго перестать быть опорой самой себе. Но иллюзии стали таять быстро. Сначала — забытый пароль от корпоративного счета. Потом — лишь крупные купюры, которые «никто не может разменять в этом захолустье». Затем последовали просьбы: «Одолжи три тысячи на бензин, а то встреча с инвесторами в области, а я на мели из-за этих идиотов из налоговой». Я помогала и ждала. Ведь он — перспективный делец, просто временный кризис. 

Хуже всего было не опустошение кошелька, а размывание собственных границ. Когда я однажды осторожно обмолвилась, что общая сумма перевалила за сорок тысяч, он включил режим оскорбленной добродетели. 

— Ты что, ведешь учет? — Его взгляд выражал такую глубокую печаль, что у меня ёкнуло сердце от стыда. — Я искренне считал, что между нами — нечто большее. Я же обещал: как только завершится эта сделка, мы полетим на Мальдивы. А ты о каких-то сорока тысячах… Это так по-мещански, Катя. 

Я отступила, почувствовав себя скрягой, не способной верить в человека. Просветление наступило буднично и нелепо. Мы зашли в винный магазин — Глебу вдруг захотелось армянского коньяка определенного года. 

У кассы он снова изобразил легкую панику, похлопав по карманам: 

— Боже, опять эта рассеянность… 

В тот миг он достал телефон, и я увидела всплывающее сообщение: «Списание 89 руб. – Кофейня «У Джо». Баланс: 67 руб.» У успешного «девелопера» на счету было меньше ста рублей. Не было ни замороженных активов, ни придирчивых банкиров. Была лишь отточенная годами практика проживания за чужой счет. Я медленно поставила бутылку обратно на полку. 

— Ты что делаешь? — искренне изумился он. 
 
— Я отправляюсь домой. Тебе, кажется, хватит на автобус. 

Я вышла на прохладный вечерний воздух, оставив его в недоумении среди полок с дорогим алкоголем. Деньги были не главной потерей. Главным было время, которое я потратила, веря в красивую сказку, сочиненную для моего же удобства.