Свекровь с мужем настаивали, чтобы я родила ребенка, пока я не поговорила с супругом откровенно

Давление, которое я испытывала со стороны Владимира и его матери, стало невыносимым грузом. Их настойчивое желание, чтобы я родила, казалось мне стеной, о которую я постоянно билась головой. 

Почему мое «пока нет» не имело для них никакого веса? 

Собственное детство прошло в тени чужого выбора. Родители, слишком юные, чтобы нести ответственность, оставили меня на попечение бабушек. Их любовь была теплой и искренней, но сквозь нее всегда пробивался холодок. Я росла с четким пониманием: я была не тем ребенком, которого хотели. 

— Лер, я мимоходом зашла, — раздался за спиной голос свекрови, Натальи Петровны. 

Я обернулась, застигнутая врасплох. 

— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Я как раз только вернулась. 

Она прошла в гостиную. 

— Владимира нет? — спросила, устраиваясь в кресле. 

— На совещании задержался. 

— Прекрасно. Мне нужен откровенный разговор с тобой. Когда вы уже порадуете нас наследником? Вам ведь не семнадцать, время уходит. 

Меня передернуло от этой прямолинейности. 

— Наталья Петровна, мы с Володей сами решим, когда наступит подходящий момент. 

— Какой еще момент? — она всплеснула руками. — У тебя крыша над головой, муж с достойной работой! Может, проблемы со здоровьем? Мы готовы помочь, оплатить лучших специалистов! 

Я с горькой усмешкой покачала головой: 

— Спасибо, но с медицинской стороной вопроса у нас полный порядок. 

— Тогда в чем же дело? Вы что, не хотите семью? Не понимаю такой позиции! 

Последующие полчаса я провела, слушая монолог о долге, биологических часах и эгоизме современной молодежи. Уходя, она бросила: 

— Я обязательно обстоятельно поговорю с сыном. Надеюсь, он человек более ответственный. 

Вечером я передала Владимиру суть разговора, стараясь сохранить легкий тон. Но его ответ ошеломил меня: 

— Знаешь, а мама в чем-то права. Мне уже тридцать. Я действительно мечтаю о дочери. О сыне. 

— Но мы же договаривались подождать! — воскликнула я. — Сейчас такой непростой период в твоей компании, слухи о сокращениях. Как мы сможем дать ребенку все, сидя на чемоданах? 

— Я найду новую работу, если что. Не первый раз. 

Этот разговор не привел ни к чему. Наталья Петровна продолжала свои атаки, а Владимир, хотя и просил маму быть помягче, в душе был с ней солидарен. Напряжение росло. Однажды, разбирая старые вещи, я наткнулась на фотографию. Моя мать, смеющаяся, обнимала незнакомого мужчину. Мне было года четыре. Я смотрела на этот снимок и не могла вспомнить ни ее запаха, ни тепла ее рук. Только пустоту. 

В тот вечер, когда Вова снова осторожно завел речь о будущем, я не выдержала. 

— Ты действительно хочешь знать, почему я боюсь? Не из-за денег. Из-за себя. 

И я рассказала ему все. О родителях, которые сбежали от своей ответственности. О том, как я боялась повторить их путь, стать матерью, не готовой любить. Что я должна быть на тысячу процентов уверена, что не оставлю своего ребенка в душевной пустоте, как оставили меня. 

Владимир слушал, не перебивая. Он никогда не связывал мое нежелание с этими старыми ранами. 

— Прости, — сказал, обнимая меня. —Я просто не понимал. 

После того разговора что-то сломалось. Наталья Петровна перестала наступать. Прошло почти два года. Мы не торопили события, давая мне время исцелить старые страхи. И когда я наконец почувствовала, что готова, в нашей жизни появилась Алиса. 

Наталья Петровна, став бабушкой, преобразилась. Ее помощь была тактичной и ненавязчивой. И я с удивлением смотрела на эту женщину, некогда казавшуюся мне громадной скалой на моем пути, и понимала, что иногда за напором скрывается просто нетерпеливая любовь. Я обрела не только дочь, но и уверенность, что мое материнство будет достойным.