Свекровь прикидывалась доброй и заботливой до тех пор, пока не потребовалась реальная помощь

Свекровь всегда приносила пироги. С вишней, творогом, яблоками — «чтобы мой мальчик не голодал». Улыбалась, поправляла скатерть на нашем столе и говорила: «Ты так устаешь на работе, дай хоть домом займусь». Я верила. Даже когда она тихонько переставляла мои банки с крупами, я думала: «Зато заботливая».  

Свекровь «заботилась» по расписанию. Каждый вторник приезжала с супом для мужа: «Ты же недосоленный ешь, сынок». Мне оставляла грязные кастрюли — «чтобы научилась готовить правильно». Когда я заболела гриппом, принесла лекарства… только Андрею: «У него иммунитет слабый, берегите его». А мне посоветовала «меньше ныть».  

Перед гостями всегда брала Катю на руки: «Бедняжка, мама целый день в офисе!» — но если дочь плакала, сразу возвращала: «Это ты ее не приучила к рукам». Обещала посидеть с ней в субботу, но в пятницу звонила: «Голова болит, ты же справишься?»  

Все изменилось в четверг, когда Катя, наша трехлетняя дочь, с температурой под 40, задыхалась от крупа. Врач скорой, надевая маску, бросил: «Госпитализация. Сейчас». Я держала Катю, а муж звонил свекрови:  
— Мам, мы в больнице. Можешь привезти вещи?  

Она ответила так громко, что я услышала без телефона:  
— Ой, сынок, у меня же ревматизм разыгрался! Да вы сами справитесь, вы же взрослые.  

Он умоляюще посмотрел на меня. Я вырвала у него трубку:  
— Марья Ивановна, я умоляю, нам нужна помощь!  
— Ты что, не видишь, я больная? — ее голос стал ледяным. — И вообще, это ты довела ребенка, вечно на работе шляешься!  

Она бросила трубку. Я стояла в коридоре больницы, и вспоминала, как неделю назад свекровь три часа красила волосы подруге. «Ревматизм» тогда молчал.  

Три дня в больнице мы с мужем дежурили по очереди. На четвертый день, когда Катю перевели в палату, я позвонила свекрови сама.  

— Могла хотя бы еду привезти.  
— А что, муж не умеет готовить? — ответила она. — Ты его избаловала.  

Раньше она сама таскала ему котлеты в контейнерах. Теперь я поняла — это была не забота. Это был контроль.  

Когда мы вернулись домой, на столе ждал пирог. С яблоками, посыпанный сахарной пудрой. На записке: «Моему мальчику. Береги себя». Муж растерянно улыбнулся:  

— Видишь, мама переживала.  
— Это не для тебя, — выдохнула я. — Это для нее. Чтобы ты не забыл, какая она добрая.  

Он хотел возразить, но Катя заплакала в комнате. Пока он бежал к ней, я выбросила пирог в мусорку. Сахарная пудра прилипла к пальцам, как мелкая ложь.  

Через неделю свекровь пришла без предупреждения. Катя, увидев ее, спряталась за мои ноги.  

— Что это ты внучку настраиваешь против меня? — она попыталась обнять мужа, но он осторожно отстранился.  
— Мама, нам нужно поговорить.  

Она замерла, как актриса, забывшая роль. Потом надула губы:  
— Я же хотела помочь, но вы сами...  
— Выходи, — прервал он, и я впервые услышала в его голосе сталь. — И забери свои контейнеры.  

Она ушла, хлопнув дверью. В тот вечер муж сидел задумчивый, а я гладила Катю по спине, слушая ее ровное дыхание. Больше пирогов не было. Только тишина, настоящая, а не лживая, как моя свекровь.