Свекровь долго придиралась ко мне, но судьба дала ей побыть в моей шкуре

Терпение — не моя добродетель. Мой супруг, Максим, пытался вложить в меня это качество, но тщетно. 

— Моя мама — человек со сложным нравом, но сердце у неё золотое, — частенько втолковывал он. — Я и не жду, что ты станешь потакать каждому её капризу. 

— А что тогда? — не понимала я. — Мы вместе три года, а от Валентины Сергеевны я слышала лишь колкости и упрёки. 

— Просто прояви мудрость, — пожимал плечами муж. — Её нам не изменить, но это и не требуется. Можно кивать, делать вид, что согласна, а потом просто поступать по-своему. 

Моя натура не выносила такой игры. Каждая встреча с этой женщиной оборачивалась баталией. Она обожала повелевать, а я не умела смиряться и молчать. Очередная гроза грянула из-за её замечания о моей якобы безвкусице в выборе посуды. Я не сдержалась, высказала всё Максиму, и он снова принялся за миротворчество. 

— Дорогая, в следующий раз, когда мама начнёт, просто улыбнись, смени предмет беседы, сыграй в непонимание. 

Случай представился скоро. Валентина Сергеевна вновь нагрянула к нам: 

— Мой сын трудится, не покладая рук, и заслуживает более изысканной обстановки. 

— А разве тёмно-синие тона не говорят о солидности? — не утерпела я. 

— Вам бы меньше у экрана телевизора времени проводить, да у старших советоваться, — парировала свекровь. 

— Я вполне способна сама создать уют, — огрызнулась я. 

— Ну да, конечно, я наслышана, в какой атмосфере ты формировала свои вкусы, — уколола она. 

Моя юность — самое уязвимое место. Родители разошлись, когда я была подростком, и в их новых семьях не было для меня места. Взросление прошло в стенах интерната, а затем — в раннем замужестве. Любое напоминание об этом лишало меня дара речи, и Валентина Сергеевна прекрасно это знала. 

— Я же молил тебя о хитрости, — утешал потом Максим, видя мои слёзы. — Не принимай её слова близко. 

Свекровь руководила отделом в крупной фирме. После увольнения они с супругом открыли небольшое дело, но он, Игорь Васильевич, промотал почти всё на молодую пассию. При разводе Валентина отсудила лишь эту квартиру. Теперь её главным занятием стали визиты к нам с вечными придирками ко мне и попытками накормить сына. 

Однако со временем её наезды стали реже, а тон — мягче. 

— Видишь, мама стала добрее, — радовался Максим. — Я же верил, что всё образумится. 

— Не верю я в её внезапную сердечность, — скептически качала головой я. — Чую, она что-то затеяла, и скоро нас ждёт сюрприз. 

Максим лишь отмахивался, но вскоре и он заметил перемены. На прямой вопрос о её внезапной занятости Валентина ответила с непривычной смущённой улыбкой: 

— Я собиралась сообщить позже, но ладно. В моей жизни появился человек. Скоро представлю вас друг другу. 

— Надо предупредить бедолагу, пока не поздно, — пошутила я. 

— Не смей так говорить, это же о моей матери, — хмурился супруг. 

Я прикусила язык, но в душе ликовала: теперь её внимание будет приковано к новому избраннику, а не к нам. Я уже рисовала в воображении немощного старикашку. 

Каким же было моё изумление, когда перед нами предстал импозантный мужчина. Георгий, инженер-проектировщик на пенсии, оказался вдовцом, чьи дети жили в другом регионе. Он был подчёркнуто галантен. 

— Мы с Валей поняли, что нашли друг в друге последнюю надежду на радость, потому не намерены медлить, — объявил он за чаем. 

Я уже готовилась съязвить, но взгляд мужа остановил. 

— Очень разумно, — произнесла я. — И где вы планируете жить? 

— В моём доме, подальше от городской суеты, — ответил Георгий. — Там просторно, и моя престарелая мама живёт с нами. Мы будем рады, если вы навестите нас когда-нибудь. 

Картина будущей жизни моей властной свекрови, вынужденной делить кров с другой такой же женщиной, была до того совершенна, что гнев мой растаял без следа. Судьба сама всё расставила по своим местам.

Спустя месяц Валентина Сергеевна, сидя за нашим столом, жаловалась на тяготы жизни с капризной старухой. 

— Представляешь, она требует, чтобы я готовила совсем по-другому! — восклицала она. 

Максим тихо толкал меня под столом. Я же просто молча улыбалась, наслаждаясь идеальной поэзией справедливости.