Приехал с командировки раньше срока и застал у себя дома незнакомого мужчину

Я приземлился в аэропорту на сутки раньше из-за переноса рейса. Решил не звонить Кате — пусть сюрпризом будет. Думал, как она обрадуется: последние месяцы мы почти не виделись из-за моего графика.  

Ключ застревал в замке, как всегда. Когда дверь наконец открылась, я услышал смех. Женский, ее. И мужской, низкий, незнакомый.  

Сумка выскользнула из руки, грохнувшись на паркет. В гостиной, у дивана, стоял мужчина в моей футболке — той самой, с логотипом альпинистского клуба. Катя сидела напротив, с чашкой в руках.  

— Что за черт? — вырвалось у меня.  

Они обернулись. Катя вскочила.  

— Сережа! Ты же должен быть завтра…  

— Вопрос не ко мне, — я шагнул к незнакомцу. Тот отступил, подняв ладони.  

— Подожди, это не то, что ты думаешь! — Катя встала между нами.  

— А что я думаю? — я окинул взглядом его растрепанные волосы, мои шлепанцы на его ногах. — Приятно устроились.  

— Меня зовут Артем, — проговорил он тихо. — Я…  

— Молчи! — рывком схватил его за рукав. Катя вцепилась в мою руку:  

— Он мой брат!  

Тишина. Мозг тормозил, цепляясь за слова.  

— У тебя нет брата, — выдавил я.  

— Есть! — ее голос дрогнул. — Сводный. От отца. Я не говорила, потому что…  

Артем вытер лицо ладонью. Теперь я разглядел — нос, глаза, точно как у её отца на фото.  

— Мама запрещала тебе с ним общаться, — вспомнил я обрывки прошлых разговоров.  

— Она умерла два года назад, — сказала Катя. — Артем нашел меня полгода назад. Он… — она посмотрела на него, словно прося разрешения.  

— Я вышел из тюрьмы, — закончил он вместо неё. — Условно. Некуда было идти.  

Катя подошла к комоду, достала папку. Документы, справки, фотография молодого Артема с её отцом.  

— Почему не сказала? — я упал на стул.  

— Боялась, что ты запретишь ему приходить. Что будешь видеть в нем только преступника.  

Артем потрогал шрам на виске:  

— За наркоторговлю дали пять лет. Отсидел четыре. Матери не стало, пока я был там.  

Катя налила мне воды. Руки её дрожали.  

— Он живет здесь неделю. Помогает по дому, чинил кран… Я хотела подготовить тебя, но…  

Я смотрел на его руки — те же узловатые пальцы, что у её отца. Тот же наклон головы.  

— Зачем моя футболка? — спросил я.  

— Его вещи были мокрые после дождя, — Катя потупилась. — Ты же не вернешься, думала…  

Вспомнил, как неделю назад она спрашивала: «А если у нас будет гость? Надолго». Я тогда отмахнулся: «Делай что хочешь».  

— Ладно, — встал, чувству себя идиотом. — Извини.  

Артем кивнул:  

— Я понимаю. Сам бы, наверное, дверь выбил.  

Катя рассмеялась нервно.    

Вечером мы сидели втроем на кухне. Артем рассказывал про тюремную библиотеку, где прочитал сто книг. Катя смотрела на него так, будто пыталась разглядеть в нем того мальчика, с которым когда-то делила игрушки.  

— Завтра съеду, — сказал он вдруг. — Работу нашел — грузчиком.  

— Можешь остаться, — вырвалось у меня неожиданно.  

Они оба удивленно подняли глаза.  

— Если Катя не против.  

Она улыбнулась впервые за вечер.  

Перед сном Катя прошептала:  

— Спасибо.  

Я не ответил. Стыд грыз сильнее, чем ревность. Всю жизнь считал себя понимающим, а оказался готовым крушить всё из-за подозрений.  

Артем уехал через месяц. Оставил записку: «Спасибо за шанс». Иногда звонит, спрашивает совета по ремонту. Катя говорит, я стал мягче. Может, потому что понял: семья — это не только те, кого ты выбрал.