Моя жена перестала даже пылесосить после операции, ее организм видите ли не восстановился

— Ну всё, хватит! — громко хлопнул дверцей холодильника, доставая очередную пачку пельменей. — Маш, ну сколько можно? Опять мне эти полуфабрикаты жевать?!  

Из гостиной донеслось недовольное фырканье:  

— Ну вот, опять ты ноешь! Я же тебе сто раз говорила — мне у плиты стоять вредно! Жар, испарения, токсины! Ты что, хочешь, чтобы я опять слегла?  

— Маша, — вздохнул я, — три года прошло! Ты же здорова! Врачи сказали, что всё в порядке!  

— Ага, конечно! — саркастически протянула жена, не отрываясь от телефона. — Ты, наверное, ещё и веришь, что после операции организм сразу восстанавливается? Я столько книжек про это читала! Надо себя беречь, любить, баловать…  

— Баловать — это не значит вообще ничего не делать! — взорвался я. — Я же не прошу тебя шахты копать! Ну хотя бы иногда ужин приготовь, посуду помой!  

— Ой, опять за своё! — закатила глаза Маша. — У меня от воды руки трескаются, аллергия на моющие средства, спина болит… Да и вообще, я же культурный работник, мне нельзя переутомляться!  

Я молча поставил кастрюлю на плиту. Знакомый ритуал: пельмени, вода, соль. Жизнь по расписанию: утром — яичница, днём — кафе, вечером — "Дарья" или "Роллтон".  

Когда Маша только вернулась из больницы после операции, я реально носил её на руках. Готовил, убирал, стирал, бегал в аптеку. Работал, потом домой — и снова в бой. Но тогда я понимал: ей тяжело, надо помочь.  

Прошло время. Маша окрепла, вышла на работу, даже выглядит лучше, чем до болезни. Но что-то в ней сломалось.  

— Ты просто не понимаешь, как тяжело быть женщиной! — заявила она как-то. — Надо заботиться о себе, а не в рабстве жить!  

— То есть я — раб? — удивился я.  

— Ну а кто?! — фыркнула Маша. — Ты же сам всё делаешь!  

Логика железная.  

Раньше Маша хотя бы пыталась готовить. Теперь — только сыроедение. Морковка, яблоки, орехи. Иногда кажется, что я живу с белкой, которая делает запасы на зиму.  

— Маш, может, хоть суп сваришь? — робко спрашиваю.  

— Суп?! — глаза её округлились, будто я предложил ей прыгнуть с парашютом. — Ты что, там же варка, пар, канцерогены! Нет уж, я лучше салатик…  

Посуду она тоже не моет.  

— Руки сохнут! — заявляет.  

— Купим перчатки!  

— У меня аллергия на латекс!  

— С каких пор?!  

— С тех пор, как ты начал меня принуждать к рабскому труду!  

Пришлось купить посудомойку. Пылесосить она тоже отказывается — "спина болит". В итоге появился робот-пылесос.  

Единственное, что Маша делает по дому — закидывает вещи в стиральную машину. Правда, вытащить их — уже моя забота.  

Как-то на каникулах приехала наша дочь Катя. Посмотрела на этот цирк и осторожно спросила: 

— Мам… а ты папу вообще любишь?  

Маша аж подпрыгнула:  

— Как ты смеешь?! Я его кормлю, одеваю…  

— Чем кормишь? Морковкой? — Катя не сдавалась. — Папа же как загнанная лошадь!  

— Малолетняя ещё! — вспыхнула Маша. — Не учи меня жить! Я операцию перенесла, а вы все меня за рабыню держите!  

Катя только вздохнула. А когда уезжала, на вокзале прошептала:  

— Пап, держись. Надеюсь, это у неё пройдёт…  

Я не неудачник. Начальник отдела, двадцать человек в подчинении, зарплата хорошая. Но дома чувствую себя обслуживающим персоналом.  
Иногда в магазине вижу пары, которые вместе выбирают продукты, обсуждают ужин — и мне так тоскливо… А потом беру пельмени и иду домой.  

Люблю ли я Машу? Да. Но устал. Иногда ловлю себя на мысли, что засматриваюсь на коллег. Есть среди них симпатичные женщины… Но бросать жену? Не хочу.  

— Маш, — говорю как-то вечером, — давай попробуем как-то иначе. Я устал.  

— А я что, не устаю?! — взрывается она. — Ты думаешь, мне легко?!  

— Но ты же ничего не делаешь!  

— Я себя берегу!  

Круг замкнулся.  

Я не знаю, что делать. Жить так дальше — невыносимо. Уходить — жалко. Может, это кризис? Может, она одумается?  

А пока… Пока я варю пельмени. Опять.