– Это всё твое влияние! – золовка утверждает, что я испортила ее дочь, пока она гостила у нас

Мой телефон разрывается от крика сестры мужа.

— Ты полностью разрушила наши отношения с дочерью! Она теперь не считает нужным даже откликаться на просьбы! Это всё твое влияние!

Обвинения летят градом. Якобы я превратила её старшую дочь, мою племянницу Соню, в неуправляемую бунтарку. А виной всему — те две недели, что девчонка провела у меня.

Соне скоро шестнадцать. Но о какой юности может идти речь, когда с двенадцати лет она стала второй мамой для младших братьев и сестёр? Их у моей золовки, Вероники, пятеро. Она носит свою «многодетность» как знамя, но сама предпочитает делегировать все хлопоты. Соня — её бессменная помощница.

Когда родился второй ребёнок, Соне было семь. Тогда это казалось безобидным — «принеси памперс», «посиди с сестрёнкой». Но с каждым новым малышом нагрузка росла. Прогулки с коляской, готовка обедов, ночные дежурства у кроватки больного младенца — всё это легло на её хрупкие плечи. Уроки она делала глубокой ночью, когда дом наконец затихал. Своих подруг почти не видела, о кружках и мечтать не приходилось.

— В наше время старшие дети были опорой! — фыркала Вероника, когда я намекала, что Соне нужен отдых. — Она не на заводе трудится, а с родными ребятишками возится. Какая эксплуатация?

Недавно Соне понадобилось сделать в нашем городе сложный медицинский анализ. Вероника, не раздумывая, отправила её ко мне. Так у нас оказалась гостья, которую мы раньше видели урывками.

Первые дни она металась в привычной тревоге — пыталась сразу мыть посуду, постоянно спрашивала, не нужна ли помощь. Мы мягко останавливали её:

— Просто отдохни.

Она словно оттаяла. Читала запоем, смотрела фильмы, которые давно хотела увидеть, даже начала рисовать — оказалось, у неё талант. Мы много говорили по душам. Я говорила, что любить семью — не значит растворяться в ней полностью. Что у неё есть право на собственные мечты и время.

Вероника теперь видит результат. Соня не грубит, нет. Она просто перестала безропотно соглашаться. Стала говорить «нет» на очередное поручение, если это мешает её планам. Для матери, привыкшей к слепому послушанию, это — крах всех устоев.

— Ты вбила ей в голову чушь о каких-то правах! — кричит золовка.

Я кладу трубку. Пусть злятся. Я горда за Соню. Если мой дом стал для неё тем местом, где она увидела иную жизнь — значит, я всё сделала правильно. Почему кто-то решил, что, родив пятерых, можно заставить одного из них нести этот крест? У Сони впереди целая жизнь, и она имеет право на неё.