Двадцать три года кормила их и вот теперь выгоняют - тихо сказала Вера Петровна, вытирая слезы

— Вера Петровна, а котлетки сегодня будут? — Дима заглянул на кухню ещё до открытия столовой, по привычке взъерошенный, с красными от недосыпа глазами.

— Господи, сынок, ты что, опять всю ночь не спал? — она оторвалась от нарезки лука. — И Машенька твоя небось тоже не выспалась?

— Зубки режутся, — он виновато улыбнулся. — Всю ночь температурила. Еле уговорил соседку посидеть, пока я на работу.

Вера Петровна покачала головой, вытерла руки о фартук: — Так, стой тут. Сейчас что-то придумаем.

Она скрылась в подсобке и вернулась с небольшой баночкой: — Вот, держи. Бабушкин рецепт. Намажешь дёсны — через полчаса спать будет.

— Что это?

— Мёд с ромашкой. Мой Сашка только так и засыпал, когда маленький был.

Она осеклась. О сыне старалась не говорить — сердце щемило. Три года уже не приезжал, только звонит изредка — занят, дела, командировки...

— Вера Петровна, вы чудо! — Дима просиял. — Сколько я должен?

— Иди уже, горе-папаша, — она махнула рукой. — И завтрак не пропускай, еле на ногах стоишь. Сейчас яичницу пожарю.

— Так ещё ж рано...

— А у меня всегда рано, — она уже гремела сковородкой. — Кто ж вас всех накормит, если не я?

В этот момент на кухню просочилась тётя Валя, уборщица. Она всегда приходила первой — до того, как офисный центр наполнится людьми и шумом.

— Верочка, доброе утро, — она присела на краешек стула. — А у меня новости...

— Хорошие или плохие? — Вера Петровна ловко разбила яйца на шипящую сковороду.

— Да как сказать... Насчёт Егорки звонили из больницы. Очередь на операцию подошла.

— Слава богу! — взмахнула руками Вера Петровна. — Наконец-то!

— Да только... — тётя Валя замялась. — Денег не хватает. Двести тысяч просят доплатить, а у меня только сто шестьдесят накоплено...

Дима, до этого молча жевавший яичницу, вдруг отложил вилку: — А что с внуком-то?

— Сердце, — тихо сказала тётя Валя. — Порок. Третий год ждём операцию...

— Сорок тысяч, говорите? — он полез в телефон. — Сейчас что-нибудь придумаем. У нас в офисе народ отзывчивый...

— Да что ты, милый, — всполошилась уборщица. — Не надо, я же...

— Надо, тёть Валь, — твёрдо сказал Дима. — Вы же мою Машку столько раз выручали, когда я задерживался. Вот и мы поможем.

Вера Петровна смотрела на них и чувствовала, как щиплет глаза. Господи, ведь не зря она здесь столько лет. Не зря приходит в пять утра, не зря вкладывает душу в простые котлеты и компоты. Потому что не едой единой жив человек. Иногда важнее накормить не желудок, а сердце.

К обеду столовая наполнилась привычным гулом. Вера Петровна едва успевала разливать борщ по тарелкам.

— Анна Сергеевна, вам с мясной подливкой или с грибной? — окликнула она бухгалтера, застывшую у раздачи.

Та вздрогнула, будто очнувшись: — А? Да-да, с грибной... — и снова уставилась в телефон.

— Что-то случилось? — тихо спросила Вера Петровна, наклонившись к ней.

— Денис опять прогулял колледж, — Анна Сергеевна говорила шёпотом, но в голосе звенели слёзы. — Третий раз за неделю. И телефон не берёт...

— Присядьте вон за тот столик, — Вера Петровна кивнула в угол. — Сейчас перерыв сделаю, поговорим.

Через десять минут она уже сидела рядом с бухгалтером, подвинув ей свежие ватрушки: — Ешьте, Аннушка. На голодный желудок все проблемы кажутся страшнее.

— Какое там есть... — Анна Сергеевна промокнула глаза салфеткой. — Не знаю, что с ним делать. Был же хороший мальчик, спокойный. А тут связался с какой-то компанией, грубить начал. Вчера пришёл поздно, от него сигаретами пахло...

— Сколько ему?

— Шестнадцать...

— Трудный возраст, — вздохнула Вера Петровна. — Мой Сашка в его годы тоже чудил. Помню, окно в школе разбил, директор вызвала...

Она замолчала, вспоминая. Как же давно это было — сын, нескладный подросток с вечно исцарапанными коленками, её гордость и боль...

— И что вы делали?

— А ничего, — она грустно улыбнулась. — Просто любила. И ждала, когда повзрослеет. Знаете, Аннушка, это как тесто — нельзя торопить. Должно само подойти.

В этот момент у раздачи появился дядя Коля, охранник. Обычно подтянутый и серьёзный, сегодня он казался каким-то потерянным.

— Николай Иваныч, вам как всегда, борщ и котлеты?

Он помотал головой: — Не хочется что-то, Петровна. Чайку бы только...

— Это как это не хочется? — всполошилась она. — Вторую неделю на одном чае сидите. Так не годится!

— Да не лезет ничего, — он опустил глаза. — После Надюши... не могу один за столом сидеть. Сорок лет вместе ели, а теперь...

Вера Петровна переглянулась с Анной Сергеевной: — А вы к нам садитесь. Места хватит.

— Да неудобно как-то...

— Удобно-удобно, — она уже несла тарелку с борщом. — Я вот котлеты свежие пожарила, с укропом, как вы любите. Надежда Павловна всегда хвалила...

Дядя Коля сел, неловко одёрнув форменную куртку. Анна Сергеевна подвинула ему хлебницу. А Вера Петровна смотрела, как два одиноких человека неуверенно начинают разговор — о погоде, о работе, о детях...

В дверях появилась Марина, секретарша из офиса напротив. Она влетела как маленький ураган, на ходу договаривая что-то по телефону: — Да-да, конечно обсудим! На следующей неделе презентация, я всё подготовлю...

— Опять без завтрака? — строго спросила Вера Петровна.

— Некогда было, — Марина плюхнулась за стойку. — Совещание с утра, потом документы, потом...

— Вот поэтому и язва в тридцать лет, — проворчала Вера Петровна, ставя перед ней полную тарелку. — Ешь давай. И телефон убери.

— Вера Петровна, вы чудо! — Марина наконец оторвалась от экрана. — А знаете что? Я ведь заявление на увольнение написала.

— Да ну? — она присела рядом. — С чего вдруг?

— Надоело на дядю работать. Хочу своё кафе открыть. Маленькое, уютное...

— И правильно! — неожиданно вмешался дядя Коля. — Моя Надюша тоже всё мечтала свою кондитерскую... Да так и не решилась.

— Страшно, — призналась Марина. — А вдруг не получится?

— А вдруг получится? — улыбнулась Вера Петровна. — Знаешь, что самое главное в готовке? Не рецепт, не продукты. Любовь. Есть она — всё получится.

— Вера Петровна, там это... — тётя Валя заглянула на кухню после обеденного наплыва. — Слыхали новость-то?

— Какую ещё новость? — она протирала столы, напевая под нос старую песню про старый клён.

— Управляющая приходила. С какими-то людьми в костюмах. Говорят, сокращение расходов... — уборщица понизила голос до шёпота. — Столовую хотят закрыть. Забегаловку какую-то с бургерами открыть.

Тарелка выскользнула из рук, звонко разбилась о пол. Вера Петровна смотрела на осколки, и казалось, что это не тарелка разбилась — её жизнь рассыпалась на острые кусочки.

— Как... закрыть?

— А вот так. Говорят, невыгодно. Дорого содержать... — тётя Валя всхлипнула. — Куда ж мы все без вас, Верочка?

В дверях появился дядя Коля: — Что случилось? Я грохот услышал...

— Да вот... — тётя Валя махнула рукой на осколки.

— А, тарелка... — он помолчал. — Новость уже знаете?

Вера Петровна медленно опустилась на стул: — Знаю.

— И что теперь?

— Не знаю, — она впервые в жизни чувствовала себя такой беспомощной. — Двадцать три года здесь... Каждый уголок руками обласкан, каждая кастрюля историю помнит...

В столовую начали подтягиваться постоянные посетители. Новость уже разлетелась по зданию.

— Вера Петровна, это правда? — Анна Сергеевна прижимала к груди папку с документами. — Неужели закроют?

— Не могут они так! — возмущалась Марина. — Куда мы без ваших борщей? Без пирожков по пятницам?

Дима протолкался через толпу: — А я уже в интернете прочитал. Какая-то сеть выкупает помещение...

— Да что ж такое! — тётя Валя вытирала слёзы уголком передника. — Всё по-человечески было, а теперь...

Вера Петровна смотрела на них — таких разных, но ставших за эти годы почти родными. Вспомнила, как Дима первый раз пришёл — растерянный молодой отец с младенцем на руках. Как Анна Сергеевна плакала здесь над своими бухгалтерскими отчётами. Как дядя Коля после смерти жены только здесь и мог есть...

— Нет, — вдруг твёрдо сказала она, поднимаясь. — Не бывать этому.

— Как не бывать? — дядя Коля нахмурился. — Решение уже принято...

— А мы своё решение примем, — она расправила плечи. — Не зря же я двадцать три года людей кормила. Не едой — душой. Неужто не заслужила хоть за это право на свой угол?

— А давайте я с нашим директором поговорю, — предложила Анна Сергеевна. — Всё-таки пятнадцать лет в бухгалтерии, должен прислушаться...

— И я со своим начальством! — подхватила Марина. — У нас половина отдела сюда ходит.

Дима задумчиво потёр подбородок: — Знаете, а ведь можно письмо составить. Коллективное. От всех арендаторов. О том, как важна столовая для здания.

— Важна... — эхом отозвалась Вера Петровна. — А чем важна-то? Подумаешь, котлеты да борщи...

— Не скажите, — дядя Коля присел рядом. — Я вот после Нади... думал, всё, жизнь кончилась. А сюда приходил — и словно дома оказывался. Потому что здесь не просто кормят. Здесь... — он замялся, подбирая слова.

— Здесь душу греют, — тихо сказала тётя Валя. — Помните, Вера Петровна, когда у меня Егорка заболел? Вы же мне тогда первая деньги в долг предложили. И суп куриный для него варили...

— А мне пирожки заворачивали, — подхватила Анна Сергеевна. — Когда денег до зарплаты не хватало. "Потом отдашь", говорили...

— А меня с Машкой пускали на кухню греться, когда отопление отключали, — улыбнулся Дима. — И сказки ей рассказывали, пока я с работы не освобожусь...

Вера Петровна слушала их и чувствовала, как к горлу подступает ком. Всё это время она думала, что просто готовит еду. А оказывается...

— Так, — она решительно встала. — Значит, будем бороться. Анна Сергеевна, вы с бумагами помогите — я в них ничего не понимаю. Дима, ты письмо составь — молодой, грамотный. Марина...

— А я уже придумала! — перебила секретарша. — Помните, я про своё кафе говорила? А что если... — она понизила голос до шёпота. — Что если нам вместе? У меня накопления есть, документы я знаю как оформлять...

— Погодите-ка, — дядя Коля прищурился. — У меня же брат в банке работает. Насчёт кредита можно узнать...

— А я своих девчонок из бухгалтерии подключу, — закивала Анна Сергеевна. — Они в цифрах всё просчитают...

Вера Петровна растерянно смотрела на них: — Да вы что, родные мои? Какое кафе? Какой кредит? Я ж простая повариха...

— Не простая, — вдруг сказал Дима. — Вы... как мама для всех нас. Знаете, Машка вчера спросила: "Папа, а бабушка Вера завтра опять оладушки испечёт?" А у неё ведь бабушек нет — ни моих родителей, ни Ленкиных...

В столовой стало тихо. Только чайник на плите тихонько посвистывал, да ложечка звякала в чьей-то чашке.

— Ну что, — первой нарушила молчание Марина. — Начинаем?

Они боролись две недели. Писали письма, собирали подписи, считали, планировали. Марина даже бизнес-план составила, красивый, с графиками и расчётами. Анна Сергеевна ночами не спала — проверяла цифры.

Но...

— Извините, решение окончательное, — управляющая даже не посмотрела на их бумаги. — Договор уже подписан. На следующей неделе начинается ремонт.

В последний день столовая была полна, как никогда. Люди приходили с самого утра — кто за пирожком, кто просто попрощаться.

— Вера Петровна, — Дима переминался у раздачи с бумажным свёртком. — Это вам... от Машки. Она сама нарисовала.

На кривоватом рисунке были человечки за столом. В центре — большая фигура в переднике.

— Это вы, — пояснил он. — А вокруг — мы все. Как семья.

Она кивнула, не в силах говорить. Руки привычно раскладывали котлеты по тарелкам, но всё расплывалось перед глазами.

— Куда же вы теперь? — спросила Анна Сергеевна, промокая глаза платочком.

— Да есть тут одно место, — Вера Петровна старалась говорить бодро. — В школьной столовой повар нужен. Не то, конечно, но...

— А мы? — тихо спросила тётя Валя.

— А вы... держитесь друг друга. Вон, Мариночка своё кафе откроет — будете к ней ходить.

— Не то это, — покачал головой дядя Коля. — Совсем не то.

К вечеру, когда все разошлись, Вера Петровна осталась одна на своей кухне. Села на табурет, огляделась. Каждая кастрюля, каждая половник помнил тысячи историй. Здесь варился суп для Егорки, когда он болел. Здесь делились первые пюрешки для Машеньки, когда у неё зубки резались. Здесь...

В кармане завибрировал телефон. "Мама, ты где пропала? Я уже час жду!"

Она вздрогнула. Сашка! Сын приехал, а она и забыла в этой суматохе...

— Мам, — он стоял на пороге столовой, всё такой же высокий, красивый. — Что случилось? Почему трубку не берёшь?

— Сынок... — она вдруг разрыдалась, уткнувшись ему в куртку.

— Да что такое? — он растерянно гладил её по спине. — Случилось что?

— Закрывают нас. Совсем. Навсегда.

Он помолчал, потом спросил: — А помнишь, как я в детстве сюда прибегал? Ты мне тут уроки помогала делать, прямо на кухне. И кормила вечно какими-то объедками...

— Не объедками! — она возмутилась сквозь слёзы. — Самое лучшее тебе оставляла!

— Знаю, — он улыбнулся. — Знаешь, я ведь поэтому и приехал. Подумал — столько лет мотаюсь по свету, а нигде так вкусно не кормят, как у мамы. Даже в ресторанах. Потому что без души они готовят, без любви...

Вера Петровна вытерла глаза:

— Ладно, сынок. Пойдём домой. Я тебе твой любимый борщ сварю.

— А знаешь что? Давай завтра. А сегодня я тебя в кафе поведу. Есть тут одно местечко... Марина, говорят, открывает. И повар им нужен. Настоящий. С душой.

— Так ведь не получилось у нас ничего...

— Не здесь — так в другом месте. Главное — что все твои люди с тобой останутся. Правда же?

Она кивнула. За окном догорал день, а в тёмном стекле отражалась её кухня — такая родная, такая уютная. Но, может быть, сын прав? Может быть, дело не в месте, а в людях? В любви, с которой делаешь своё дело? В тепле, которым делишься?

Она в последний раз оглядела свою кухню:

— Пойдём, сынок. Я готова...