Дочь начиталась про гендерное равенство и начала придираться к отчиму, который воспитывал ее как родную

Все, что творится в голове моей дочери последние месяцы, повергает меня в растерянность. Я всегда верила в равноправие. Право на собственный заработок, на уважение в семье и обществе, на решение, как распоряжаться своей жизнью, — это для меня незыблемо. Но та идеология, которую впитала моя девочка, кажется мне не борьбой за справедливость, а какой-то злой карикатурой. 

Мой супруг, Сергей, вошел в нашу жизнь, когда Алине было семь. Он стал для нее настоящей опорой: помогал с уроками, учил кататься на велосипеде, водил на занятия. Сейчас он, как и раньше, финансирует ее учебу в университете, не отказывает в карманных деньгах. А в ответ слышит обидные ярлыки — «носитель патриархальных взглядов» или «типичный эксплуататор». Меня это задевает до глубины души. 

Недавно я стала свидетельницей одного разговора. Сергей, задержавшись с уборкой в гараже, попросил: 

— Алина, не могла бы ты включить чайник? У меня руки в машинном масле. 

В ответ дочь холодно возразила: 

— А в чем проблема сделать это самостоятельно? Я не прислуга, чтобы исполнять твои поручения. Мы с тобой равны. 

Сергей был ошарашен. Он не ожидал такой резкости из-за пустяковой просьбы. Вечером я попыталась выяснить у Алины, что случилось. Оказалось, все дело в ее недавнем расставании с другом. Тот, по ее словам, вел себя как настоящий деспот: указывал, как одеваться, с кем общаться. И вот, переживая обиду, она нашла утешение в сообществах, где любое мужское действие трактуется как акт агрессии. 

Я пыталась ей объяснить: 

— Дорогая, один невоспитанный юноша — это не повод вымещать злость на человека, который тебя любит и поддерживает. 

Но она лишь отмахнулась: 

— Ты просто не желаешь видеть систему угнетения. Ты сама жертва стокгольмского синдрома. 

Наши будни наполнились постоянным напряжением. Любая мелочь — просьба передать чашку или сообщить, куда я положила ключи, — встречалась в штыки. Это выматывало. 

А вчера случился окончательный разрыв. Я надела новое платье, собираясь с мужем в театр. Сергей, увидев меня, с восхищением произнес: 

— Выглядишь потрясающе! 

Алина, стоявшая рядом, язвительно бросила: 

— Конечно, женственность — главный капитал в мире мужчин. А ты, мам, рада стараться, лишь бы соответствовать его ожиданиям. Лучше бы мы жили без этого поработителя! 

Я не выдержала и сказала, что большая часть ее комфорта — от оплаты учебы до новых джинсов — это забота того, кого она так оскорбляет. Сергей, выслушав это, твердо заявил: 

— С сегодняшнего дня я прекращаю финансировать твои расходы. Ты считаешь себя самостоятельной — что ж, докажи это. 

Мы ожидали бурной реакции, но Алина лишь презрительно усмехнулась. 

— Отлично. Мне надоели ваши подачки. 

Она ушла в свою комнату, а через час, выйдя с сумкой, объявила, что переезжает к однокурснице. Уверяет, что быстро найдет работу и сможет себя обеспечивать. 

Я понимаю, что это лишь порыв. Учеба, аренда жилья… Все это требует средств, которых у нее нет. Грустно, что именно так она познает цену самостоятельности. Остается надеяться, что суровая реальность рассеет туман в ее голове, и она сумеет отличить истинную заботу от мнимого угнетения.